Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

Ну, это все лирика, касалось только меня, а семейные дела были не очень. Проблемы были с отцом – водился за ним грешок, пил он и раньше. Может, служба как-то дисциплинировала, а тут зарплата, случайные халтуры, пользы семье никакой, все уходило на водку. Я хоть и был за ячейку государства, но поддержал мать в решении оставить отца и уехать вместе с ней. Было два варианта: или Калининград – вербовали туда, или в Ленинград – там служил ее брат дядя Гриша. Остановились на втором варианте – какая никакая все же поддержка. Надо отдать должное практичности нашей мамы. Она, решив уехать, не рванула сломя голову, а стала методично заготовлять фрукты. В заводских садах оплата была стабильная, натуральная: девять мешков собрал, десятый себе. Все это мы тащили дамой, резали и сушили. Багаж у нас состоял из одних мешков с сухофруктами. В Ленинграде мама меняла сухофрукты на крупу и хлеб, это нам помогло выжить первое время.

По иронии судьбы мы вновь оказались в авиагородке – дядя Гриша тоже служил в авиации. Семья у него жила в Ленинграде, а его комнату в городке заселили мы. В школу нас возили во Всеволожск, километров двадцать пять от Ленинграда. В этом поселке один из офицеров имел комнату с мебелью, бельем и посудой, которой он не пользовался, и он уступил ее нам. Мама устроилась на завод «Прогресс» токарем.

Началась мирная спокойная жизнь. Но долго гладко в жизни не бывает. Стояло комната пустая, и никому была не нужна. Стоило нам туда въехать, как началось. Кто такие? Как? И почему? В комнату в двенадцать квадратных метров к нам вселили еще женщину с ребенком. А кончилось это тем, что к осени пришел милиционер и выставил нас на улицу. Я, проявив смекалку, из собранных по улице кусков картона, рубероида и досок в проеме между сараями соорудил жилье из одной стенки, крыши и двери. Там была поставлена односпальная кровать, и под всеми, какие только были у нас, тряпками мы втроем спали до снега. Так как это было не в Сочах, по первому снегу приехала профсоюзная комиссия с маминого завода. И хотя они ничего не решили, но одна из них, посмотрев на нас, предложила временно пожить с ней.

Проблему с жильем на заводе решили таким образом. Один четырехэтажный корпус полностью оставили под жилье. В огромном помещении жили все – кто где и кто как устроился. Отгораживались развешанными на веревках простынями, обоями, газетами. По мере обживания администрация разжилась фанерой и нагородила комнатушек по типу ящика для пивных бутылок. Вот в такой закуток без окна с огромной высоты потолка свисала лампочка. Включать и выключать ее нужно выворачивая или вворачивая. Вставая на табурет или на кровать. Можно было при этом спокойно заглянуть к соседям.

В обоих концах помещения находились туалеты и столы с электроплитками для приготовления пищи. Здесь обсуждались новости, решались проблемы. А нам, детям, вменялось в обязанность занять вовремя плитку, чтобы варить не во вторую очередь. Может, кому-то это покажется простой обязанностью. Это не так. Ты гуляешь, часов у тебя нет, а нужно не опоздать. А прибежишь поздно, без толку кипящую кастрюлю могут снять как бесхозную. И тогда пиши пропало – мама сварит к ночи. И в следующий раз относиться к порученному делу будешь серьезней. Так дисциплинировала нас действительность.

Все. Детство мое заканчивалось. Пять классов есть, хватит. Была мечта – Суворовское училище. Но там, как узнали, что у меня жив отец, даже разговаривать не стали – таких детей, у которых есть отцы, в училище не берут. Решил поступить в военно-морское музыкальное училище – ведь мы пели с братом. Там конфуз – не мог я понять, что от меня хотят, когда стучат по клавишам фортепьяно. Ну, видел я ноты на бумаге, знаю, что по ним играют на баяне или там еще на чем-нибудь, но как я без инструмента им сыграю? Короче, говорят открытым текстом: ты, пацан, покрути хвосты быкам и на тот год приходи. Не очень я огорчился и двинул в училище юнг торгового флота. Там опять облом – пока не найдешь своего отца, принять тебя не можем. «Его милиция найти не может, чтоб алименты получить, где уж мне». – «Это проблемы не наши».

Возраст подходящий, образования хватает – двинул я в РУ (ремесленное училище) № 53 на специальность слесарь-ремонтник и сборщик промышленного оборудования. Училище находилось при заводе с интересным названием ГОМЗ им. ОГПУ [2] Государственный оптико-механический завод имени ОГПУ (чаще ОГПУ НКВД – Объединённое государственное политическое управление народного комиссариата внутренних дел). . Название мы расшифровывали по-своему: «О, Господи, Помоги Убежать» или в обратном порядке: «Убежишь – Поймаю, Голову Оторву». Это неспроста – завод режимный: зашел и до конца смены уже не убежишь. Между прочим, тогда по указу за опоздание на работу могли упечь в тюрьму на месяц – таких несчастных звали смертниками. Учиться там мне нравилось, а от практики я вообще был в восторге. Закончил его в 1952 году специалистом четвертого разряда.