Владимир Звездин - Замечательная жизнь людей

Проблема была решена. Как только солдаты появились у него дома, он выложил пистолет без слов. А генерал почему-то решил не воспитывать меня вместе со своими детьми. И следующего раза, как обещала мама, не представилось.

И вот долгожданный день победы. Помню рано утром меня сонного отец поставил на кровати и тиская, целуя, кричал:

– Вовка, победа, победа!

Своим восторгом возбудил меня, я тоже запрыгал, закричал ура, но толком не очень понимал, что это значит – победа. Немцев мы били давно, салюты – явление частое, и, видно, притупилась эта радость.

Победу мы, пацаны, тогда признали, когда на улице увидели колонну военнопленных. Не затюканных фашистов, а высокомерных, прилично одетых, некоторые с холодным оружием, японцев. Они шли спокойно и как-то с любопытством смотрели на нас, предлагая нам всякие безделушки. Ребята постарше брали у них шахматы, ножички перочинные. Часовые снисходительно относились к этому беззлобно, не то, что к немцам.

Вскоре мне прибавилась еще одна радость. На старую квартиру к тете Наде где бы я ни был, с кем бы ни жил периодически забегал, как к родной. И в этот раз узнаю, что мне пришло письмо из Краснодарского края. Писала его сестра мамина, тетя Соня. Ей случайно попало мое письмо к маме. И она его переправила ей. И она мне сообщает об этом, а письмо разрисовано разными картинками. Вот это была настоящая радость, скрыть которую мне было очень трудно, хотелось рассказать всем подряд, что у меня нашлась мама. Это я и делал. Появилась реальная возможность скорой встречи.

Не знаю, какая причина, по крайней мере я здесь не причем, но отец вдруг решил переехать на другую квартиру. И поручил мне руководить этой операцией, придав в мое подчинение четырех солдат с американской машиной студебеккер. О, вот тут я узнал силу и сладость власти. Вся многочисленная семья суетится, вещи не отдают. Я хожу, показываю: это наше, это наше, это тоже. Солдаты, не обращая внимания на все стенания и ругань, таскают все в машину. Дорогой хохотали и хвалили меня, пророчили: будешь ты, Вовка, классный командир.

Зажил я веселей, а вскоре и свободней. Отец попал в госпиталь. У нас был мотоцикл БМВ с коляской. Так вот, отцепил он коляску, а сам был под мухой. Результат – госпиталь. Мне была предоставлена возможность жить и ходить где хочешь.

Через нашу станцию шли друг за другом эшелоны с фронтовиками. Ехали они богатые, с чемоданами. Пошли слухи о нападении на них и даже убийствах. Рассказы участились, люди стали бояться вечерами выходить на улицу. Вот тогда я впервые услышал про Черную кошку – не кино, а банду. Рассказывали: под дверью кошка мяукает, душу разрывает. Хозяйка не выдержит, откроет дверь, а там бандиты. Грабили, свидетелей не оставляли. Правда было страшно, а вот про маньяков и насильников детей, особенно мальчиков, слухов не было.

Давно не навещал тетю Надю. Решил зайти. На подходе к дому какой-то шпингалет лет шести стал кидать в меня камни. Хотел его догнать, он довольно шустро от меня убежал, но побежал туда, куда надо и мне. Я иду за ним быстро, он забегает во двор тети Нади и шмыгнул прямо в дом. В цветнике на расстеленном одеяле спала женщина. На кухне хлопотала тетя Надя. Увидала меня, вывела во двор: радуйся, вот твоя мама, а это братишка Валерик.

До сих пор как со стороны вижу эту трогательную картину встречи. Мама, сидя на одеяле, прижимая, целует меня, вся в слезах. Я реву и думаю: вот это и есть моя мама? А чувство такое же, как и к тем мамам, которых представлял мне отец. Я ожидал чего-то другого. Есть мультик, где три цыпленка пытаются определить, кто из двух куриц их мама, и не могут решить: один говорит, эта наша мама, другой – нет, эта. Третий говорит, а по-моему, они одинаковые. Тогда я рассуждал, как тот третий цыпленок. До сих пор осталось это чувство.

Женщина хорошая… Что я ожидал? Сам не знаю и не чувствую, и не знаю, что должно быть. Если это моя мама, где зов крови? Корова через какое-то время узнает в стаде своего теленка, а теленок ее. Обнимать и целовать себя я не поддаюсь – мне как-то неловко и неприятно. Хочу даже себя заставить, принять эти, как говорят, телячьи нежности. Бесполезно.

Встал вопрос, как быть, – ведь она приехала за мной. Оставаться с отцом она не собиралась и не хотела. А я уперся, что папу не брошу. На семейном совете, где я тоже имел голос, решили: будем жить семьей, в мире и согласии. С меня взяли слово, что буду учиться и слушаться. Тем более, что к новому учебному году предстоял переезд эскадрильи обратно под Рязань в Дягилево, где я с новым подходом к науке начну учиться вновь, со второго класса.