Фабиан Гарин - Командующий фронтом

Лазо с товарищами свернули на Полтавскую улицу и вошли в дом, где помещался один из отделов Военного совета — следственная комиссия, ведавшая внутренней охраной и пограничными пунктами.

Повременив, Лимонов открыл дверь. Стоявший на посту солдат остановил его.

— Куда?

— Меня преследуют японцы. Спрячь меня!

— Сюда вход воспрещен, — ответил солдат.

Лимонов бросился бежать в японское консульство. Он долго звонил. Наконец ему открыли. На пороге стоял швейцар в ливрее.

— Мне срочно нужен полковник Катамуро.

Швейцар захлопнул перед ним дверь.

Лимонов остался на улице. «Из-за этого идиота я все прозеваю», — нервничал он и снова позвонил, но за дверью было тихо. Он собрался уйти, но дверь отворилась. Вышел маленький японец.

— Вы понимаете по-русски? — спросил Лимонов.

— Да!

— Лазо в моих руках. Мне нужен полковник Катамуро. Где его найти?

— Посидите здесь, — живо ответил японец и скрылся в одной из комнат.

Вскоре у консульства остановился грузовой автомобиль. Из кабины вышел Катамуро.

— Господин полковник, — бросился к нему Лимонов, — надо спешить… Я знаю, где Лазо.

Катамуро ловко вскочил в кузов, где сидели вооруженные солдаты, успев крикнуть Лимонову:

— Садитесь с шофером!

Автомобиль остановился на углу, и Катамуро в сопровождении Лимонова и японских солдат направился в следственную комиссию. Их остановил часовой. Стоявший рядом караульный начальник попросил японцев подождать и поспешил к Лазо.

— Товарищ Лазо, — доложил он, — к нам явились японцы. Что прикажете делать?

— Пропустить!

Японцы вошли. Лимонов, приблизившись к Лазо, моргнул Катамуро.

— Приказываю сдать оружие! — приказал полковник.

Лазо, Сибирцев и Луцкий сняли с себя кобуры и отдали их Катамуро.

— Кто вы? — спросил полковник у Лазо.

— Взводный командир первой роты тридцать пятого полка.

— Фамилия?

— Козленко.

— А ваша?

— Сибирцев.

— Ваша?

— Луцкий.

— Почему вы часто бывали в Военном совете, господин Козленко?

— Я политический уполномоченный тридцать пятого полка.

— Как вы попали сюда?

— Я ужинал в ресторане «Золотой Рог». Выйдя оттуда, я попал под обстрел. Зная, что здесь русский караул, я зашел сюда.

— По приказу командующего генерала Оой вы все арестованы.

Лазо, Сибирцева и Луцкого вывели на улицу и усадили в кузов автомобиля.

Стояла черная, непроглядная ночь.

В порту на кораблях били склянки — двенадцать часов. С моря налетел страшный порыв ветра. Молния рассекла небо, озарила мохнатые тучи. Как орудийный выстрел, загрохотал гром. Брызнул дождь.

Больше Лазо никто не видал…

В дешевой кофейне на окраине Харбина одиноко сидел за столиком плохо одетый человек неопределенного возраста: лицо молодое, но седой как лунь.

В кофейню вошли два советских железнодорожника. Хозяин, увидев гостей, вышел из-за стойки и сам принял у них заказ.

— Пожалуйста, господа-товарищи, говорите по-русски. Я все отлично понимаю.

Позавтракав, железнодорожники собрались уйти, но к ним без приглашения подсел седой человек.

— Давно, братцы, из России?

— Три часа, — шутливо сказал один из железнодорожников. — А вы давно здесь?

— Второй год.

— Удрали, папаша? Красных испугались?

— Нет, братцы, совсем другое.

Седой обернулся и, убедившись, что никто не подслушивает, продолжал вполголоса:

— Я маневровый машинист депо станции Муравьево-Амурская.

— Как же вы сюда попали, папаша?

— Ровесник я вам, а не папаша. Не смотрите, что я весь седой, — он провел рукой по волосам, — и похож на оборванца. В такой робе я и на паровоз не приходил, а теперь — нужда. Дайте, братцы, закурить! — Он повременил и, как бы подыскивая слова, продолжал: — В прошлом году, в апреле, когда у нас на станции хозяйничали японцы, поставили мы с помощником паровоз под воду, а сами — в холодок. Старый я приморец, но в апреле такой жары не помню. Смотрим — идет из Владивостока пассажирский поезд, а сзади у него японская почтовая теплушка болтается. Остановился поезд, японцы спрыгнули, с ними заклятый враг есаул Бочкарев. Отцепили они теплушку и вытащили из нее мешки. А поезд пошел дальше. «Патроны, думаю, привезли». Японцы увидели мой паровоз — и к нему. Испугались мы с помощником, отбежали в сторону и спрятались на путях за порожняком. Приволокли японцы мешки к паровозу и бросили, а в мешках кто-то ворочается. Развязали японцы один мешок, а в нем Лазо! Наш приморский командующий…