Любовь Турбина - Творчество Янки Брыля в контексте мировой литературы

Подведем итог: главное отличие писательского феномена, именуемого Янка Брыль, от его сверстников-современников по белорусской литературе — в его равномерной направленности, равноудаленности от востока и запада, от России и Польши. Что дала ему его биографическая и творческая «включенность» в две родственные культуры? Два определяющих качества. От польской литера­туры Брыль унаследовал душевное изящество, сдержанность, его открытость имеет свои границы, которые в некоторые моменты могут показаться читателю холодностью, отстраненностью, если бы не терпимость, никогда не покидавшая автора, если бы не мудрость его человечности. Эти же свойства можно назвать особой интеллигентностью сельского жителя, потому что и в своем творчестве, и в жизни Брыль производил впечатление исключительно интеллигентного челове­ка. А от русской литературы, в особенности от Толстого, на всех очень непростых этапах жизни и творчества хранились в нем четкие моральные ориентиры, точная выверенность всего написанного самой строгой, почти библейской моралью. При этом по всему внутреннему складу он остается человеком века Просвещения, в котором присутствует легкая антирелигиозная, но ни коем случае не атеистиче­ская компонента. Так, в романе «Птицы и гнезда» (1964) молодой Алесь Руневич вспоминает сцену из детства, как они со старшим братом пародируют в своей хате церковную службу, как их застала мать, и как им с братом попало. Автор с уважением относится к вере своей матери, но в романе долю собственного скеп­сиса при этом воспоминании не скрывает; на протяжении жизни это отношение не слишком меняется. В самых последних своих заметках, повествуя о гибели родных и самых близких друзей, он имеет мужество оставаться самим собой, не следуя «моде» на веру.

И — контрапункт к вышесказанному — цитата из А. Эйнштейна, которую приводит в своих записях Я. Брыль: «.Моя религиозность в смиренном вос­хищении безмерно величественным духом, который приоткрывается нам в том немногом, что мы, с нашей слабостью и скоропреходящей способностью понима­ния, постигаем в окружающей действительности. Нравственность имеет громад­ное значение для нас, а не для бога. Люди моего склада считают мораль чисто земным делом, хотя и наиболее важным в области человеческих отношений».

Эта цитата — одна из немногих — приводится в книге без всяких коммен­тариев.

У такого прилежного читателя, каковым является Брыль — а многие страницы его записей представляют собой подлинный дневник прочитанно­го, — вопрос о литературных влияниях и взаимодействиях решается значительно проще. Вернемся к раннему роману писателя «Птицы и гнезда». Представляется важным, что к началу войны Янка Брыль был знаком с романом Э. М. Ремарка «На западном фронте без перемен». Подтверждение — в его книге «Сегодня и память»: «В отличие от многих, с кем я сидел в польских окопах или ходил на немецкий огонь, я уже знал антивоенное слово Толстого и Гаршина, Ремарка и

Гашека. Книги «На западном фронте без перемен» и «Приключения бравого солдата Швейка» говорили о том, что было совсем недавно, казалось — только вчера». Это подтверждает впечатление, которое возникло при чтении романа: интонации автора до боли знакомы, сразу вспомнился роман Ремарка, одного из самых читаемых авторов в шестидесятые годы двадцатого века. Можно предпо­ложить, что юный Брыль, столкнувшись на собственном опыте с перипетиями новой войны уже в 40-м году, когда Германия напала на Польшу, имел возмож­ность выстраивать свои впечатления «по Ремарку»; опыт прочитанного до войны романа ему в этом очень помог.

И тон написанного сильно отличается от тона произведений других бело­русских (и русских тоже) советских писателей о войне. Возможно, потому, что Янка Брыль не долго участвовал в военных действиях: польские войска почти сразу капитулировали, писатель вместе со своими однополчанами попал в плен. По сути дела, роман повествует о мытарствах Алеся Руневича в плену и о побеге из него. Роман Ремарка сугубо пацифистский, и потому главное, о чем повеству­ет автор, — представление о ценности жизни, что особенно ощутимо во время войны. Именно этот роман более, чем любое другое произведение белорусских авторов, помогает вписать белорусскую литературу в современный общеевро­пейский контекст.

Тут уместно будет процитировать известного белорусского писателя Михася Стрельцова. Прекрасный прозаик, оригинальный поэт и тонкий критик пишет: «.мне до сих пор тяжело понять, как это мы в свое время могли проглядеть (и в этом нас не поправила всесоюзная критика) урок выдающегося, по-настоящему новаторского романа «Птицы и гнезда» Янки Брыля. Горестная и в то же время оптимистическая одиссея западнобелорусского хлопца Алеся Руневича, который волею обстоятельств угодил в водоворот социально-исторических событий свое­го времени, необычно много сказала нам про природу жизненной силы, базиру­ющейся на мужественной «толерантности» национального характера».