Виктор Кротов - Навстречу своему лучу. Воспоминания и мысли

Замешательство перешло в решительный запрет, и от школы вообще никто не поехал. С тех пор я остался сомнительным субъектом, с точки зрения каких-либо выдвижений. Ещё бы, из-за меня школу отругали и лишили положенной почётной путёвки!..

Тем не менее, на ёлку в Кремле я почему-то попал. Туда посылали многих от школы (человек по десять), под шумок и я остался в списке. Это было грандиозное мероприятие. Главная Ёлка стояла в Георгиевском зале, не говоря уж про другие ёлки в других углах кремлёвских хором. Всем полагались кремлёвские подарки: конфеты, шоколадки, вафли и другие сласти. Наиболее эффектно в подарке выглядела сама жестяная (позже пластмассовая) коробка для подарка. В этот год она была в форме баульчика и хранилась у нас дома долгие годы.

Вождей, которые должны были водиться в Кремле, почему-то я там не увидел, но зато кругом была масса ряженых затейников, игр, аттракционов… А ещё там стояли книжные ларьки, где продавалось то, что редко появлялось в книжных магазинах. Беда в том, что накануне я по радио услышал рекламу только что вышедшей книги «Калевала», и мой мозг принял эту рекламу как прямое руководство к действию (тогда реклама была большой редкостью и шла не отдельным блоком, а исходя из контекста передачи). Книгу «Калевала» я купил (вот только я до неё ещё не дорос), больше ни на что денег не хватило.

У нас в школе, как и во многих других, функционировал КИД, Клуб интернациональной дружбы. Наивно было бы думать, что мы обменивались с заграницей визитами, это не соответствовало советским нормам. Но ведь существовала ещё и переписка!

В школу то и дело приходили письма из разных стран (большей частью из социалистических, но не только), в которых выражалось желание переписываться с кем-нибудь из московских школьников. Вот эти письма и раздавали членам КИД. В частности, мне.

Переписывался я с китайцем, вьетнамцем, чехом, поляком… Они писали по-русски (как же, братья по соцлагерю!), с разной степенью освоения языка. Надеюсь, наша переписка помогла им усовершенствовать свои знания. Присылали фотографии, открытки. Но длился обмен письмами недолго. Экзотики хватало (для них и для меня), но реальных общих интересов не обнаруживалось.

В этом смысле любопытен мой обмен письмами с дочкой английского мультимиллионера (это она так написала) из Бирмингема. Судя по описанию её образа жизни, папаша и впрямь не бедствовал. У них была конюшня, много лошадей, но больше всего она любила своего пони.

Я написал ей про себя. Самое близкое к пони, что имелось у меня в обиходе, – это велосипед. Об этом и сообщил. Писала она по-английски, так что письмо приходилось читать с помощью мамы. А писал я ей, на свой страх и риск, на том английском, которым тогда владел. То ли дело в языковом барьере, то ли в несоизмеримости пони с велосипедом, но взаимной заинтересованности не сформировалось.

Однако с одной девочкой из Болгарии, Ралицей Стояновой, у меня завязалась настоящая переписочная дружба. Она не была очень уж углублённой, да и письма шли довольно подолгу, но мы переписывались много-много лет. Ралица даже приезжала в Москву, когда я был студентом, но меня в это время не было в городе, так что она общалась с моей мамой. А когда в командировку в Софию ездила Валентина Медведева, сестра моего крестника, она познакомилась с Ралицей и подружилась с ней. До сих пор у меня висит сувенирная вазочка на цепи, выточенная вместе с цепью из одного куска какого-то пахучего африканского дерева. Это Ралица прислала на память, когда работала в Марокко преподавателем математики. Всего лишь совпадение, но мы оба получили математическое образование! Мартиницы – красно-белые кисточки или фигурки, являющиеся в Болгарии символом весны – приходили ко мне каждый год. Я понемногу учил болгарский язык, и Ралица присылала мне книги. Даже «Евгения Онегина» прислала в стихотворном переводе на болгарский. Однажды, уже в интернетовские времена, после долгого перерыва в общении мы перебросились сообщениями по электронной почте. И снова она прислала мне мартиницы…

Мы ни разу не виделись, но Болгария навсегда осталась для меня особой страной. Той, где в Софии живёт Ралица Стоянова. Может, ещё увидимся?..

Сейчас-то я разговорчивый и общительный. Но до седьмого-восьмого класса мне было сложно общаться с незнакомыми или малознакомыми людьми, тем более со взрослыми. Вот я и придумывал всякие ситуации, подталкивающие к общению.