Татьяна Вирта - Физики и лирики - истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

Между тем у самого Дау к женщинам был повышенный интерес. И существовала специальная таблица, в которой Дау проставлял знакомым дамам очки (кажется, по пятибалльной шкале), исключительно по признакам внешних достоинств. Женатые мужчины делились у него на «красивистов», «ножистов» и «душистов». Себя Дау относил к «красивистам», поскольку его жена Кора была, безусловно, красавицей. Юре достался титул «душиста», таким образом, я попала в третью категорию. Несмотря на это, Дау при встрече любил переброситься со мной парой слов и над чем-нибудь посмеяться. Я всегда ждала от него саркастической реплики в чей-нибудь адрес для затравки разговора, который обычно проходил у нас в юмористическо-ироническом плане, но вдруг однажды он меня спрашивает совершенно всерьез:

– Таня, у вас есть какая-нибудь симпатичная подруга?

Видимо, с женой-красавицей иной раз ему становилось скучно.

– Подождите, подождите… Одна моя подруга недавно рассталась с мужем…

– Красивая?

Этого вопроса от него, естественно, надо было ждать.

– По-моему, очень…

– Так почему же вы меня с ней не познакомите?

В самом деле, почему бы мне мою подругу, назовем ее «Людочкой», не познакомить с Ландау? Ее муж, с которым они по какой-то вздорной причине развелись, тоже носит весьма громкую фамилию, так что будет одно к одному. Назначили встречу. Мы с Юрой временно, в ожидании своей квартиры, жили у моей мамы в Лаврушинском переулке, и Дау туда явился минута в минуту. А Людочка опаздывала.

Дау поглядывал на часы. Он всегда торопился. Ухаживать за женщиной – это святое, но и время зря тратить нельзя. Минуты уходят, а глобальные проблемы стоят. Мы пили чай, чувствуя, как в Дау нарастает напряжение.

– Точность – привилегия королей, – изрек он свой любимый афоризм. – Это касается не только мужчин, но и женщин.

Но вот звонок в дверь, и появляется моя подруга. Она сразу же произвела на Дау самое благоприятное впечатление, и, посидев с нами для приличия некоторое время, он заявил, что давно мечтал посетить Третьяковскую галерею, и приглашает Людочку составить ему компанию. Благо, Третьяковская галерея тут под боком. С этим Людочка тотчас же согласилась, и они удалились.

Дальнейшее я знаю с ее слов.

На следующий день Дау ей позвонил и пригласил в кино. И тут его подвело то же самое. Нетерпеливость. Он считал, что предварительный этап ухаживания надо сократить, для экономии времени, до минимума, и сразу же приступить к главному. А Людочка с этим не соглашалась. Мы уговаривали ее, внушали моей подруге, что за ней ухаживает гениальный ученый, и может быть, он в чем-то своеобразный, но это надо ему простить. Однако никакие уговоры не помогали. Видимо, в теории Дау относительно того, как надо строить отношения с красивыми женщинами, была какая-то погрешность. И вот она-то и погубила задуманную нами интригу. Как говорится, не за свое дело никогда не берись!

Судьба немилостиво обошлась с гениальным физиком нашего времени. Всем известно, что Ландау попал в ДТП и едва в нем не погиб. Удар со встречной машиной пришелся как раз в тот угол, где он сидел, и потому хрупкий по своему строению Дау получил травмы почти не совместимые с жизнью. Некоторое время он находился на грани смерти. Его спасали всем миром: международное сообщество врачей, ученых, летчиков, водителей, друзей. Врачи, медсестры, нянечки, сотрудники Института физических проблем, где он работал, и его ближайший друг и соавтор, академик Евгений Михайлович Лифшиц не отходили от него сутками. Жены сотрудников готовили по очереди еду. Дау вытащили всеобщими усилиями буквально из небытия и на несколько лет продлили его физическое существование на этом свете. Когда он немного пришел в себя, Юра заскакивал к нему в палату:

– Дау, скажите, как вы себя чувствуете?

– Привет! – вполне внятно отвечал ему Дау, по-видимому, узнавая. – Только про науку не надо! Интегральчик мы с вами возьмем как-нибудь потом…

Это «потом» никогда не наступило. Впереди Ландау ждала Нобелевская премия, которую ему вручали, что было впервые за все время ее учреждения, в больнице. Осознавал ли он, что с ним происходит? На этот вопрос нет ответа.

Но вернемся к главной теме нашего повествования. Итак, наступало воскресенье, и это было то самое время, когда Рудольф стремился погрузиться в самую пучину нашей внутренней московской жизни. Главной его целью было как-нибудь избавиться от опеки вездесущего сопровождающего. Обычно Рудольф от него отрывался и оказывался в свободном плавании.