Татьяна Вирта - Физики и лирики - истории из жизни ученых и творческой интеллигенции

И Рудик с большим знанием дела начал перечислять порядок добавления в кастрюлю репчатого лука, моркови, а также этой самой спаржи и разных специй.

– Имейте в виду, имбирь добавляется в самую последнюю очередь! – сообщил нам Рудольф, грозя указательным пальцем, – его характерный жест, когда он хотел подчеркнуть свою мысль. Чего только не узнаешь от нобелевского лауреата!

– А второе у нас будет в русском духе, – заранее оповестил он нас, – отварная картошка и к ней разная закуска. Рыба, окорок, салаты, сыр.

Надо сказать, что «русский дух» в этом немецком семействе наблюдался не только за столом. Когда мы перешли в другую часть комнаты, где был накрыт десерт, мы обнаружили себя в окружении вполне приличной коллекции русского авангарда, которую не без нашей помощи долгими годами собирал Рудик. Картины, зарисовки, графика А.Зверева, В.Калинина, В. Сидура.

Все дело в том, что до того, как мы с Юрой впервые вместе выехали в Германию, в 1990 году, Рудольф был у нас в бывшем СССР несчетное количество раз. И для того, чтобы хотя бы вкратце описать его передвижения по нашей стране, которую он изъездил вдоль и поперек, нужно разложить на столе карту бывшего СССР и красными флажками отмечать, где, в каких городах и республиках, побывал наш друг. Но это мы сделаем несколько позже.

А пока что в тот день на вечеринке у Рудика мы получали множество рекомендаций, куда нам следует прежде всего поехать и какие достопримечательности осмотреть здесь, в Баварии.

Ну, конечно, очаровательную деревушку Мюрнау, где со своей любимой подругой Габриэль Мюнтер, художницей, жил Василий Кандинский (1866—1944 гг.), пока в 1914 году не вернулся на родину в Россию. Они были счастливы вместе, к этому периоду относится расцвет творчества великого художника. Ежедневные выходы на пленер, а в непогоду из маленького окна комнатушки, которую они занимали с Габриэль, Кандинский каждый раз писал совершенно разные пейзажи.

Следом за этим путешествием у нас было множество других.

Но вот мы испытали настоящий шок. В хорошем смысле этого слова. Приезжаем в городок Розенхейм – и там, в автосалоне, огромном помещении– ангаре, где обычно проходят выставки-продажи автомобилей самых разных марок и стоимости, недавно открылась всемирная выставка картин Сальвадора Дали. В этот городок Розенхейм их свезли из Барселоны, Мадрида, Вашингтона, Нью-Йорка, Мюнхена и других мест, чтобы возможно полнее представить творчество этого выдающегося художника.

Надо сказать, что творчество Сальвадора Дали нам было хорошо знакомо и раньше. Зная о том, что мой муж большой любитель живописи, а также собиратель неплохой коллекции картин советского авангарда, наши зарубежные друзья привозили нам в разные годы совершенно уникальные альбомы и каталоги его картин. И вдруг такое счастье, – перед нами воочию картины, скульптуры, графика. Мы видим перед собой шедевры: «Автопортрет в Рафаэлевском повороте», «Постоянство памяти», «Мягкие и растекающиеся часы», «Атомную Леду», «Лицо войны», «Видение святого Антония», портрет Галы, скульптурный торс Веласкеса, рисунки к сказкам Лафонтена.

Как описать словами чувства людей, которые восхищались каким-то явлением искусства лишь в отраженном мире фотографий, иллюстраций или телевизионного экрана, и вдруг, вот оно, перед вами в подлиннике! Это был подарок судьбы, и мы его приняли с большой благодарностью.

Наши друзья старались показать нам что-то прекрасное, пользуясь любым перерывом в напряженном графике работы моего мужа с лабораторией Рудольфа Мессбауэра. Так что смею думать, мы неплохо познакомились с историей Германии, ее культурой, искусством, архитектурой.

В воскресенье мы, как правило, погружались с кем-нибудь из наших друзей в машину и куда-нибудь ехали, – насколько я могу судить, этот вид отдыха немецкая публика и в повседневной жизни считает для себя единственно достойным. Расположиться на террасе с книжкой в руках – нет, это для них. Им непременно надо что-нибудь осматривать или совершать какой-нибудь поход. Чтение художественной литературы здесь, мне кажется, не является приоритетным.

Все мои старания поговорить в тот вечер у Мессбауэра о литературе не встретили в обществе активной поддержки. Имени Иво Андрича, роман которого «Мост на Дрине» в переводе на немецкий язык был издан в Германии, как и в других странах Европы, а также и в Америке, никто не знал. И даже заявление Рудольфа о том, что они с Иво Андричем получили Нобелевскую премию в один и тот же год и были вместе в Стокгольме на вручении, оставило всех равнодушными. Югославская литература была нашим немецким друзьям совсем неизвестна. Русскую классику, некоторые имена, они знали по фильмам и спектаклям: Толстого по американскому фильму с Одри Хепберн о любви Наташи и князя Андрея. Достоевского – по фильму «Идиот». Пушкина – по немецкому фильму «Евгений Онегин», не дающему ни малейшего представления ни о русском характере, ни о жизни русского дворянства. Чехову повезло больше, поскольку Товстоногов привозил в Германию из Санкт-Петербурга свой спектакль «Три сестры».