Людмила Агутина - Леонид Агутин. Авторизованная биография

Будучи уже взрослым, Лёня сокрушался о том, что еще и языкам его не научили, о чем он просил меня, будучи совсем маленьким. Возвращаясь как-то из детского сада, сын вдруг заявил:

– Мамочка, научи меня английскому, немецкому, фланцузкому («р» он еще не выговаривал). – Почему-то сразу трем.

Учила, правда, только английскому. Но времени для занятий языком не хватало. Вот и не знает Лёня английский в совершенстве. А жаль!

Вообще сын учился хорошо. В начальной школе его любимым предметом было внеклассное чтение. К этому уроку давалась определенная тема или автор, а дальше полная свобода выбора. Бери любую сказку, любой рассказ – что хочешь, что больше всего нравится. Лёня знал много литературных произведений и тщательно пересматривал свои книги, прежде чем остановиться на чем-либо.

Рассказывал Лёня громко, выразительно, эмоционально. Он умел увлечь класс. Валентина Петровна, как правило, оставляла его «под занавес», когда дети уже немного уставали. Знала – выйдет Лёня, и наступит тишина. Особенно ему удавались смешные произведения Носова, Драгунского, Успенского… Пересказывая их, сын сам смеялся так, что из глаз текли слезы, а его голос тонул в общем хохоте. Ребята держались за животы, падали со стульев, и уже непонятно было, над чем они смеются – над содержанием или над тем, как заразительно Лёня изображал мимикой каждое действующее лицо.

Также на уроках внеклассного чтения звучало много стихов не из школьной программы. Часто проводились конкурсы на лучшего чтеца. На одном из конкурсов я видела, как Лёня читал стихотворение Бориса Заходера «Скрипач». Он прекрасно смог передать авторское настроение: возмущение по поводу гамм и «дребедени», которую герой вынужден был слушать каждый день за стенкой; удивление, что увидел скрипача на сцене Колонного зала; испуг, что сейчас тот начнет «пилить» гаммы.

Слушала я сына, и у меня было такое ощущение, что читает он о себе. Такая гордость звучала в кульминации стихотворения, будто на сцене играл не тот мальчик-скрипач, а он сам, только не на скрипке, а на пианино. И это ему аплодируют зрители!..

Стихи Лёня заучивал быстро не только благодаря хорошей памяти, ему помогала музыка. Он ставил книгу на пюпитр фортепиано, импровизировал мелодию, созвучную, как ему казалось, словам стихотворения, и учил.

В младших классах сын познакомился с поэзией Сергея Есенина. А в старших упивался ритмами и лирической интонацией его стихов, превращая их в песни. До сих пор остались на кассете записанные им произведения «Поет зима, аукает…» и «Край ты мой заброшенный…». Потом то же самое произошло с сонетами Шекспира. Они надолго заняли место на пюпитре.

В десятом классе Лёню попросили провести урок по литературе, посвященный творчеству Шекспира (у нас практиковали такой вид обучения). Сын тщательно готовился к роли учителя. Обложился книгами, много прочитал об этом великом поэте и драматурге. А потом говорит мне:

– Что, если я сочиню музыку к его сонетам и спою их на уроке?

– Конечно! – поддержала его я. – Это будет здорово и необычно.

Мелодии пошли сразу – вот что значит настрой человека и состояние души. Шесть сонетов были положены на музыку, и в результате получились прекрасные романсы.

В тот день сын пришел в школу с гитарой. Увидев ее, ребята решили, что у Лёни репетиция.

Урок по литературе был последним. Никто в классе не знал, что Лёня должен его проводить: это держалось в секрете. В начале урока учитель, как всегда, опрашивал учеников по пройденному материалу. Лёнька нервничал – время шло, а разговор по новой теме даже не начинался. И он не выдержал – поднял руку… Вышел, сел на стул, взял гитару и сказал только одно слово:

– Послушайте! – И запел: – «Ее глаза на звезды не похожи…»

В классе воцарилась тишина. Когда Лёня допел, прозвенел звонок. Но никто не встал с места. Мой сын продолжал петь и рассказывать о Шекспире…

Может сложиться впечатление, что Лёня только и делал, что учился. Однако это не так. Учеба вовсе не была для него единственной радостью в жизни. Если бы сына в семь-восемь лет спросили, что ему больше всего нравится, он, вероятно, ответил бы: игрушки. Ведь ребенок всегда остается ребенком, даже если он уже учится в школе.

Больше всего Лёня почему-то любил играть в индейцев, которых как-то привез ему папа из очередных зарубежных гастролей. Еще с соседом Виталиком, сыном того самого дяди Бори, они гоняли по квартире машинки. Для этого они заворачивали половину ковра в трубочку – получался трамплин, по которому они пускали вперед свои «Жигули» и «Москвичи». Машинки должны были преодолеть это препятствие и опуститься точно на колеса. Тот, у кого так получалось, – выиграл, а тот, у кого машина переворачивалась, соответственно, проиграл. Соревновались азартно. А еще нравилось пускать кораблики по воде. Сначала их из бумаги делала я, потом научила его, и у него хорошо получалось. Плавали они везде: и в ручейках, и в лужах, и в фонтанах.