Николаус Белов - Я был адъютантом Гитлера

2 мая Гитлер выехал в Мюнхен. Пребывание его там объяснялось прежде всего состоявшимся 4 мая совещанием по вопросу проведения операции «Цитадель», на которое были приглашены фельдмаршалы фон Клюге, фон Манштейн, генерал-полковники Гудериан и Ешоннек, а также некоторые другие лица. Предварительно фюрер беседовал в «Бергхофе» на эту тему с генерал-полковником Моделем{260}. Тот посоветовал ему перенести наступление на июль, чтобы подготовить для него еще больше танков новых типов. Гитлер и сам склонялся к такой мысли и теперь, в Мюнхене, добился этого вопреки точке зрения генералов.

Из Мюнхена мы отправились в Берлин. Гитлер захотел присутствовать 2 мая на похоронах Лютце. Начальник штаба СА погиб в результате несчастного случая на берлинской автостраде. Главную речь произнес Геббельс, но фюрер добавил пару слов, из которых было видно, насколько взволнован он этой бессмысленной гибелью. После траурной церемонии Гитлер пригласил высших партийных начальников и фюреров СА и СС к себе на обед, во время которого произнес страстную речь против гонки на автострадах. Фюрер приказал, чтобы отныне все партийные фюреры не превышали скорости 80 км в час.

12 мая мы вылетели в Восточную Пруссию в нашу Ставку. Там Гитлер 15 мая получил сообщение из Туниса о капитуляции генерал-полковника фон Арнима. Фюрер еще раньше видел приближающуюся потерю Туниса, но каким-либо образом предотвратить ее не смог. Он упрекал итальянцев в том, что они в последние месяцы вообще оказались не в состоянии контролировать снабжение войск в Северной Африке.

13-15 мая Гитлер проводил продолжительные совещания со Шпеером и несколькими специалистами военной промышленности; ему были продемонстрированы новые модели танков и противотанковых орудий, и он принял решение о их запуске в серийное производство. Самого Шпеера Гитлер наградил почетным знаком «Кольцо техники».

В конце мая я получил отпуск и вместе с женой совершил поездку в Вену. Там мы посетили рейхсляйтера Бальдура фон Шираха, который принял нас весьма приветливо и дружески. Я имел возможность откровенно и свободно побеседовать с ним о политическом и военном положении. Мы обсуждали эти проблемы не меньше часа. Я сказал ему, что возможность выиграть эту войну с нашими силами считаю исключенной. Ширах мое мнение разделял. Его только очень волновало то, что Риббентроп, Кейтель и другие высшие офицеры не говорят фюреру все как есть. Мне пришлось возразить: Риббентроп и именно многие генералы ясно показывали Гитлеру трудности войны и не скрывали от него своих сомнений. Я вынужден был сказать Шираху, что единственный носитель войны – это Гитлер. Он все время ссылается на конференцию в Касабланке, на которой Рузвельт и Черчилль потребовали от него безоговорочной капитуляции. Ширах не считал это заявление столь решающим и сказал, что для компромиссного мира время есть всегда. 14 июня я уже выехал из Берлина на Оберзальцберг.

Вернувшись в «Бергхоф», я доложил Гитлеру о своем прибытии из отпуска. После нескольких слов личного характера он сразу перешел к главной теме – постоянным бомбежкам англичанами: эти говнюки сделали «капут» всей Рурской области, и конца этому не видно. Наша люфтваффе, вместо того чтобы давать отпор, ведет себя так, будто ее вообще нет.

Затем фюрер перешел к вопросу о Сицилии. Гитлер испытывал большую тревогу за нее, ибо не доверял итальянцам и не мог требовать от немецких войск слишком многого. Сказал, что прежде всего должна помочь люфтваффе. Несколько дней назад, 11 июня, в «Бергхофе» побывал Рихтхофен. Гитлер поручил ему командовать 2-м воздушным флотом в Италии, чтобы высвободить Кессельринга, которому этот воздушный флот подчинялся как командующему там группой армий «Юг», для выполнения в дальнейшем более важных задач, даже если тот на первое время и останется полководцем без войска.

Сложившаяся к тому моменту в Италии напряженная обстановка в воздухе характеризуется телефонограммой, переданной Герингом в штаб оперативного руководства 2-го воздушного флота. В ней говорилось: «Сообщить всем находящимся в Италии истребителям, что они – самые бездарные летчики, какими мне когда-либо приходилось командовать. Если же они случайно входят в боевое соприкосновение с врагом, их сбивают, прежде чем они добиваются хоть маломальского успеха. Впредь до особого распоряжения запрещаю давать им отпуска, чтобы мне здесь, на родине, не пришлось стыдиться за этих жалких людишек. Геринг».