Георгий Кублицкий: Фритьоф Нансен

Должно быть, Крефтпнг понял, что чувствует студент, или, может быть, у него самого было тяжело на душе; и, как-то зазвав Нансена в каюту и усадив его на потертый диван, капитан неожиданно принялся рассказывать о себе.

Да, первый раз он ушел в океан на промысловом судне давно, когда был еще совсем парнишкой. Руки у него были крепкие, голова, говорят, тоже варила — и вскоре стал он стрелком тюленей, а потом штурманом. Капитаном начал ходить как раз тогда, когда ему было столько лет, сколько сейчас Нансену. Судовладелец сначала не хотел брать его, находя слишком молодым. Но он, Крефтинг, заметил хозяину, что если нет других препятствий, то молодость — это такой порок, который с годами проходит сам собой. Странно — судовладельца это почему-то убедило.

В первом же рейсе Крефтинг полез в самую гущу льдов, изрядно поцарапал судно, но вернулся с полными трюмами.

Несколько лет ему везло. Но однажды судно сильно потрепало. Открылась такая течь, что команда решила бросить и корабль и добычу, — к чему, мол, торопиться на небо! Капитан не спорил, не уговаривал. Зверобои погрузили свои сундучки и стали садиться в шлюпки, готовые к спуску на воду. Тогда капитан взял топор и принялся рубить поддерживавшие их тросы: раз, мол, команда бросает судно, то ему, капитану, остается только помочь в этом.

Ребята, конечно, повыскакивали обратно на палубу проворнее зайцев: кому охота вместе со шлюпкой с высоты нескольких метров шлепнуться в воду, когда тросы будут перерублены.

— Тут я сказал молодцам: «Бежать вы всегда успеете. Повозимся лучше несколько дней с помпами и, верьте мне, благополучно доползем. Тогда и другим морякам не стыдно будет в глаза смотреть. Сейчас, говорю, трудно, но „когда-нибудь да будет этому конец“, как сказала одна моя знакомая лисица, с которой охотник не спеша сдирал шкуру. Ребята пошумели, потом пошли к помпам, стали откачивать воду. Мы дотянули до порта. И был же на нашей улице праздник! Каждый славно заработал, а судовладелец нажил целое состояние. Что же из того, что судно текло, как решето? Жизнь — это борьба. Надо рисковать!»

Капитан замолчал и, дымя трубкой, поглядывал на своего собеседника. Тому ничего не оставалось, как отплатить откровенностью за откровенность.

Конечно, сказал Нансен, у него в жизни еще не было настоящих приключении. Это ведь первый его дальний рейс. А до того… И он не знает даже, с чего начать рассказ. Может, с детства?

Крефтинг кивнул.

Тогда пожалуйста. Только это совсем не интересно.

Так вот, он родился и вырос в маленькой усадьбе Стуре-Фрён.

Стуре-Фрён — это возле самой Кристиании, но какой лес начинается там сразу за оградой! А речка Фрогнер! Райское место. Он и его брат Александр не сидели в комнатах ни летом, ни зимой. Коньки, лыжи, ружье, удочки…

— После смерти матери отец продал усадьбу и поселился в Кристиании. Но, поверите ли, я до сих пор помню каждую трещинку на стене нашего старого дома.

Помню и первые свои лыжи, кое-как выструганные из сломанных больших лыж. А мне так хотелось иметь настоящие! Дядя Фабрициус — был у нас такой знакомый, он работал в типографии — пообещал подарить новые. Я ему после этого проходу не давал: «Что же лыжи-то, а?» Мы привыкли верить взрослым, отец и мать никогда нас не обманывали, я и осаждал дядю Фабрициуса. Однажды старшая сестра ка-ак закричит на весь дом: «Фритьоф, тебе посылка!» И смеется: «Из Парижа!» Разрываю оберточную бумагу, а там новехонькие лакированные лыжи, красные с черными полосками. И погонял же я на них!..

А летом! Поспишь часа три в избушке лесника, и задолго до рассвета — к реке. Камни холодные, стоишь босиком, ноги сводит, а тут самый клев форели…

Вольная жизнь в лесу — что может быть лучше! С братом Александром они пропадали там до глубокой осени. Мать, бывало, жалуется: дети совсем отбились от рук. А как усидишь дома, если подошла пора охоты на зайцев! Спишь в шалаше, жуешь одни картофельные лепешки, что напекла на дорогу Марта. Марта Ларсен считалась в доме экономкой, но была как родная… Так вот, доешь ее лепешки и, если ничего не настрелял, сиди на пище святого Антония. Зато уж и аппетит разыгрывается, когда в какой-нибудь крестьянской избе тебя посадят за стол да угостят горячими ржаными лепешками со свежим молоком!

Крефтинг слушал, но перебивая.

Правда, продолжал студент, кое-кто злословил, что, мол, адвокат Нансен растит дикарей. Но отец только посмеивался. Нет, уж лучше вырасти дикарем, чем паркетным шаркуном, чем быть похожим на всех этих бледных немощных мальчиков, гуляющих под зонтиком за ручку с гувернером! Что смыслят они в жизни среди природы?