А. Шишов.Для всех было очевидно, что в конце XIX века, в начале XX века, скажем, над Россией была такая некая аура. Это была страна каких-то очень серьезных возможностей, она могла бы рвануться куда-то вперед, назад, неизвестно. То есть было ощущение некой потенции, чего-то грандиозного…
И. Бродский.Потенциала. Ну, это на самом деле не совсем так, в России как таковой этого не было, но тем не менее.
А. Шишов.Ну, аура каких-то серьезных потенций была. Другое дело, во что они вылились и по какому руслу пошли… Вот как вы сейчас полагаете, все-таки какая-то такая аура висит над Россией? Сейчас она представляет из себя уставшую страну или все-таки страну, которая может опять сделать какой-то рывок?
И. Бродский.Нет, я думаю… То есть вы спрашиваете меня, и поэтому я отвечаю совершенно субъективным образом. Нет, это страна, которая в будущее не ориентирована. На мой взгляд. Все, что будет происходить, будет происходить, как бы сказать, невольно и в сильной степени противу желания людей. Все будет диктоваться не столько видением, концепцией, не говоря об идеологии мира, сколько необходимостью ежедневной повседневной жизни. Я не согласен даже и с посылкой. У России была бы возможность стать чем-то иным в этом столетии, если бы революция 1917 года произошла на тридцать лет позже. А именно если бы индустриализация России, которая началась в конце девятнадцатого века и в начале двадцатого, получила развитие. И тогда некая широкая индустриальная база с коммуникациями и со всеми прочими делами была бы унаследована новой политической системой. Этого не было. Этого не произошло, революция произошла в семнадцатом году, и, в общем, наследовать было особенно нечего. Наследовать в смысле какого-то потенциала интересного будущего. Я еще вам хочу сказать одну вещь, и это очень важная вещь, о которой никто не говорит.
Дело в том, что видение общества – то видение, жертвами которого оказались в последние двести лет жители Европы и России, вообще более или менее полупросвещенная часть человечества, – основание этого видения, основание этой концепции социалистической заложили люди типа Гегеля, типа Маркса. И катастрофа заключалась в том, что это были городские умы, это были городские мальчики. И когда они говорили об обществе, они видели не все общество, они видели город. Когда они говорили о прогрессивных силах в обществе, они имели в виду пролетариат. Когда они говорили о консервативных силах в обществе, они имели в виду деревню. Дело в том, что говорить о прогрессивных силах в обществе и о консервативных силах для социального реформатора, для социального мыслителя просто преступно и глупо, начать надо с этого. Невозможно устанавливать иерархию между людьми просто-напросто. Тем не менее произошло именно это, и общество стало строиться как индустриальное общество, то есть ударение было на город, на промышленность. Деревня не только в России, уверяю вас, но и повсюду оказалась, как бы сказать, в забвении или в презрении и кое-как выживает. В результате получилась совершенно замечательная пирамида общества, на основание которой никто никогда не обращал внимания, и кончилось тем, чем это кончилось, в России прежде всего: пирамида осела.
Е. Якович.Вот то, что вы сейчас сказали о «прогрессивных» и «консервативных» силах, прозвучало для нас актуально, потому что, кажется, мы снова пошли тем же путем. Конечно, мы можем говорить: «Ельцин с одной стороны, Хасбулатов и Руцкой – с другой», – но у нас сейчас опять пошло, и очень четко, деление на демократические силы в обществе и на антиреформаторские силы в обществе. И собственно, основной конфликт того, что сейчас происходит, во всей прессе, во всех источниках именно так и очерчен. Не значит ли это, что мы снова впадаем в тот же грех и повторяем тот же путь?
И. Бродский.Я понимаю, о чем вы говорите. Безусловно! Потому что в любом случае, какова бы ни была расстановка сил, если это действительно расстановка сил, то есть противостояние сил, то выиграет какая-то одна сила. То есть выиграют не все.
А. Шишов.И не много людей.
И. Бродский.Это абсолютно так. И при том, какие массы человеческие в это вовлечены, проигрыш чудовищен. Это примерно так же, как устанавливать, если хотите, демократию в Китае. То есть представьте себе – неизвестно, какую пропорцию представительства можно выбрать, но представьте себе демократию в Китае при этом населении. Представьте себе – триста миллионов в меньшинстве окажется. Ну, это примерно на том же самом уровне. Чтобы проиллюстрировать эту идею.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу