Андрей Колесников: Путин. Стерх всякой меры

— И если феминизм победит, то я хотел бы, чтобы эти победительницы хоть отдаленно напоминали Наину!.. — все-таки верно закончил Александр Ширвиндт.

А если проиграет? Вот тогда и будет задействован, видимо, вариант «Б»…

Дав старт трубопроводу «Турецкий поток», Владимир Путин улетел с гигантского трубоукладчика Pioneering Spirit. Должны были улетать и мы. И тут ко мне с подносом, чуть не с серебряным, подошел владелец судна и глава компании Allseas Эдвард Хеерема, который все это время ни на секунду не отлучался от Владимира Путина. На подносе лежали пышные бургеры: с говядиной, ветчиной, рыбой, томатами. Бургеров было много, они лежали прямо грудой. Я машинально кивнул и только потом понял, что передо мной владелец судна. Он улыбался не то что приветливо. Нет, он улыбался счастливо.

Так он последовательно обошел всех десятерых журналистов, нескольких сотрудников ФСО, стоявших на палубе и ждущих уже подлетающего вертолета. «Не побрезгуйте!» — говорил весь его вид.

Ну это как если бы Алексей Миллер обнес нас бутербродами с колбасой и рыбой в здании «Газпрома» на Наметкина, 16.

В зал Константиновского дворца вошел Даниил Гранин: он шел сам, ему было нелегко, но он не хотел, наверное, чтобы его держали под руки, и даже покачал головой, когда ему хотели было помочь… Все стоя продолжали аплодировать, а он как будто не замечал этого, словно ему не до этого было, какими-то мыслями он был занят, да думал, наверное, что именно скажет…

Он тяжело сел, почти сразу вошел Владимир Путин, и Даниилу Гранину пришлось снова вставать, и опять он отказался от помощи (98 лет человеку ведь), но все-таки сам он не встал бы, конечно. И потом долго шел с президентом к микрофону, словно не спеша, а на самом деле быстрее, конечно, не мог на этих небольших костылях, а вернее, подпорках каких-то… Было что-то в том, как они шли, пронзительное до отчаяния, и я видел, как у некоторых в первом ряду слезы на глазах выступили…

И ничего вроде такого не случилось, а только все понимали, что все, что происходит в эту секунду, сразу становится историей и ясным, светлым ее моментом.

— Каждый человек, — сказал Даниил Гранин, — ищет какой-то смысл в своей жизни. Я прошел четыре года войны и задумался о том, что это чудо, что я остался жив… Такие чудеса бывают у каждого человека так или иначе, и так или иначе он ищет для себя, почему это чудо происходит… каков смысл жизни, которую он ведет…

Он медлил, подбирал слова, говорил сначала не очень разборчиво, но слова выходили те, которые он хотел сказать, ничего лишнего, ничего неверного. Он говорил, словно думая о том, что повторять больше не будет. И было видно, что он никогда этого не говорил. По каждому его раздумью перед каждым словом.

— У меня, — произнес он, — тоже были какие-то поиски того, зачем я живу… почему я остался жив… как жить дальше… Все это необходимо человеку для того, чтобы как-то наполнить свое существование…

Его, наверное, тоже преследовала мысль, что жизнь, есть такие подозрения, бессмысленна. И искал смысл. И что-то он в ней нашел…

— Для меня один из смыслов моей жизни состоит в том, что мне хотелось заняться творчеством. Творчество — одна из тех вещей, которые обогащают жизнь, украшают ее, делают ее более или менее осмысленной (да-да, именно так, думал как раз об этом. — А. К.). Творчество — это лично для себя. Когда человек занимается наукой, техникой, это такая интереснейшая вещь для меня была, наверное, потому, что из меня ученый не получился, это было слишком трудно (а он когда-то был инженером и теперь говорил нам, что писать, конечно, проще и легче, да что там, почти ничего… — А. К.). Это требует особого таланта…

Он всю жизнь писал про ученых.

— Я понял, что работа ученого, работа техника доставляет удивительное наслаждение, что это связано с какой-то поэзией жизни. Как ни странно, именно это — одна из возможностей получить удовлетворение своей жизнью… если ты что-то создаешь. Хочется понять, что такое вообще жизнь, что такое природа. Человек рожден, нынешний человек, вообще из любознательности.

Он повторил уже несколько раз, что хочет в свои 98 лет понять уже наконец, в чем смысл жизни, и что-то ему стало понятно и он хотел поделиться…

— Первым любознательным человеком была Ева, — так же медленно и неумолимо говорил он, и мне вдруг стало не по себе: да что же мы сейчас услышим, ведь мы могли, мне казалось, услышать что угодно, он мог как угодно далеко зайти, он мог себе это позволить, он вообще был в этом зале единственным, по-моему, человеком, который мог себе позволить все…