Но армейское прошлое не давало о себе забыть. Весной, войдя в магазин в центре города, я увидел знакомое лицо. Пока я всматривался в узнаваемые черты, высокий, слегка сутулый молодой мужчина достал из кармана плотный блокнот, перелистал, не отрывая от меня внимательных глаз, и продекламировал: Ханин Александр Михайлович, проживает: город Ленинград, улица Халтурина, дом, квартира, номер телефона.
– Гераничев? – воскликнул я. – Какими судьбами к нам?
– Решили с женой погулять по Питеру. Познакомься. Моя жена – Аня.
– Очень приятно. Молодцы. Как в части дела? Вы уже старший лейтенант?
– В какой части?
Вопрос лейтенанта поставил меня в тупик, но Гераничев сам вывел меня из ступора.
– Я больше не служу. Ушел в запас. Преподаю историю в техникуме и работаю. Рисую вывески для кооперативщиков. Очень хорошо платят. Я даже не думал, что может быть такая спокойная и хорошо оплачиваемая жизнь, да еще и всего за несколько часов работы. Без нарядов, без скандалов, без… А наши разговоры я помню. Семью, – бывший взводный с любовью посмотрел на супругу, – вижу каждый день. Хорошо без армии.
Гераничев рассмеялся своим словам.
– А что случилось, товарищ лейтенант?
– Долгая история, – поежился мой бывший командир.
В его глазах совмещались радость с грустью, и мне вдруг стало жалко его, человека, который всей душой болел за дело, за службу, за армию, стремился сделать армейскую карьеру и вдруг стал "писарем кооперативщиков". Именно на таких людях, свято верящих в то, что они делают очень нужное дело, держались и держатся армии всех стран и народов. На людях, которые готовы и в огонь, и в воду, если последует приказ. Именно о таких людях снимают фильмы, и о таких людях пишут повести. Но только такие люди по неведомым причинам вдруг становятся крайними по независящим от них причинам, которые круто меняют их судьбу.
– Извините, товарищ лейтенант. Мне идти надо. До свидания.
– До свидания, – протянул он мне руку.
Я пожал крепкую сильную ладонь, и вышел из магазина, так и не купив то, за чем шел. Только через час я вдруг понял, что не предложил взводному зайти в гости, хотя жил совсем рядом. У меня даже не было стремления это сделать. От всего услышанного мне вдруг стало очень грустно, и я решил съездить в часть. Не бывает так, чтобы фанатично преданные делу офицеры просто так покидали армию.
Свое желание я осуществил осенью, когда листва начинает желтеть, но еще не опадает и приятная тихая погода сопутствует длительным прогулкам. В Ленинграде еще не ввели талоны на продукты, но мыло уже достать было невозможно. Его везли из Средней Азии или Москвы, где продажа осуществлялась только по предъявлению московской прописки. В стране набирал обороты бардак, именуемый перестройка, и первые евреи уже потянулись через открытую Горбачевым границу в теплый Израиль и далекую Америку. На днях я встретил на Невском Манукевича. Родители
Макса заканчивали оформление документов на эмиграцию за океан. Мы посидели в кафе, вспомнили дни совместной службы, поругали существующий строй и разбежались, даже не прощаясь.
Солнечногорск мне показался другим. Та же станция, те же магазины, те же дома, но что-то изменилось в облике этого подмосковного городка. Я дошел до КПП, представляя, как буду объяснять солдату на воротах, кто я такой и зачем мне надо в часть.
Но объяснять не пришлось. Солдат, открывший мне дверь пропускного пункта, встал по стойке смирно и отдал мне честь.
– Товарищ старший сержант, за время Вашего отсутствия… Добрый день.
– Ты откуда меня знаешь?
– Когда Вы на дембель уходили, меня только призвали. Я из третьей роты.
– Так ты все знаешь? Чем с Тараманом закончилось? Посадили?
– Нет. Замяли дело. Кэп спросил, есть ли у него гражданская одежда, сказал ему уехать домой и потом прислал документы.
– А, почему Гераничев уволился?
– В Вашей роте…
– Давай на ты.
– Хорошо. В твоей роте были Трухин и Миртаджиев.
– Точно. Были такие. Деды. ДМБ осень 88. Трухин из Иркутска, вроде, а Миртаджиев – ташкентский.
– Во-во. Им до дембеля пара дней оставалась. Ротный их в наряд поставил. Мартаджиева дежурным по роте.
– Он же не сержант.
– А сержантов не хватало, он наводчик-оператор. В общем, его поставили. А Трухину на дембель родители двести рублей прислали. В общем, как сказали на открытом суде, Миртаджиев послал Трухина днем спать в подвал, там, где метлы, а сам спустился за ним, взял топор и… Как раз замполит туда за чем-то зашел. Увидел Миртаджиева. Ну, и понеслось. Суд приговорил к семи годам строгого режима. Они же оба были у Геры во взводе. Для него вся служба сразу встала, ну он и ушел в запас. Вроде и вины-то его никакой нет, а всех собак сразу повесили. Мол, за солдатами не следил, распустил и прочее.
Читать дальше