Андрей Колесников - Раздвоение ВВП:как Путин Медведева выбрал

Странно, но коммунистов я не видел. Не было ни их лидеров, ни членов их фракции в Госдуме. Геннадий Зюганов был, видимо, еще на Кубе с товарищеским визитом, хотя и оттуда он накануне смог докричаться до Москвы и рассказать, что хороших слов для него нет, а плохие он говорить не хочет. И он тут же продолжил: «Годы правления этого человека обернулись для России большой бедой и большим горем для миллионов людей». В устах Геннадия Зюганова это был, видимо, комплимент.

Потом оказалось, что господин Зюганов, как выяснилось, и в самом деле передавал в этот момент Фиделю Кастро медаль, в которой тот, видимо, очень нуждается. Господин Зюганов нашел себе причину. Но его коллеги должны были бы быть. Они ведь не могли не прийти на послание. Но тогда что?

Позже выяснилось, что все до обидного просто. Коммунисты во главе с Иваном Мельниковым пришли и сели на свои места в зале гораздо раньше. Они полагали, видимо, что обезопасили себя таким образом от моральных и физических страданий. Но я подумал о том, что им придется возвращаться. Или они надеялись пересидеть журналистов в этом же зале по окончании мероприятия? Я представил себе, как они договариваются с уборщицами, чтобы те разрешили им покрутиться тут еще хоть пару минут. Нет, я бы не желал никому такой судьбы, даже коммунистам.

В фойе между тем было оживленно. Члены Федерального собрания с удовольствием комментировали все что угодно, кроме того, что через десять минут может сказать им президент.

– Как вы думаете, – спросил я лидера ЛДПР Владимира Жириновского, – может президент намекнуть на будущего преемника? Ну, так, между строк? Даже тема, которой он уделит больше внимания, чем остальным, может натолкнуть опытного политика на правильные выводы.

Против грубой лести Владимир Жириновский не устоял.

– Нет, – сказал он железным голосом, – не намекнет, не надейтесь. Он должен молчать. И он будет молчать!

– Он же, наоборот, должен говорить, – растерялся я. – Он для этого сюда идет.

– Будет молчать, – продолжил господин Жириновский. – И 2 декабря (день парламентских выборов. – А. К.) должен промолчать.

– Ну а вот представьте себе, – осторожно сказал я, – что он сегодня не молчит, а говорит, что преемник – это вы. Как лучше поступить в этом случае?

– Вообще-то, – без раздумий сказал Владимир Жириновский, – было очень правильно, если бы он взял и поломал эту сложившуюся вроде схему с двумя преемниками. А то все два и два! Ну что это такое?! Да, надо взорвать ситуацию! Он же умеет удивлять! Так пусть удивит!

Владимир Путин начал с того, что предложил почтить память первого президента России Бориса Ельцина. Зал встал. Мне сначала показалось, что не нашлось ни одного человека, который остался бы в своем кресле. Все встали сразу и, казалось, навсегда. То есть, если бы господин Путин не сказал им: «Прошу садиться», они бы так и стояли, пока он читал бы им свое послание. Но он попросил их садиться.

Тут-то и выяснилось, что несколько человек в зале, сидевшие в двух рядах друг за другом, то ли чуток привстали и постояли, то ли и в самом деле остались сидеть. Они стояли так словно для того, чтобы в случае чего можно было объяснить свое поведение тем, что у них все там вдруг зачесалось. А в случае чего – своей принципиальной позицией. Это уже как карта ляжет. Это и были коммунисты.

Почти в самом начале своего выступления Владимир Путин вернулся к Борису Ельцину. Он предложил назвать президентскую библиотеку, которая строится в Санкт-Петербурге, его именем. Я знаю, что идея рассказать Федеральному собранию о библиотеке была в этом тексте с самого начала. Но никто не ожидал, что это будет библиотека имени Бориса Ельцина.

Были в тексте и другие изменения, которые президент России внес, очевидно, в последний момент. Так, он не смог отказать себе в удовольствии рассказать о своем моратории на исполнение Договора об обычных вооружениях и об угрозе выхода из этого договора. Но из внешнеполитической части послания исчез кусок про экспансионистскую внешнюю политику США, чьи действия по отношению к остальному миру сравнивались с действиями колонизаторов по отношению к индейцам в резервациях.

То есть в этом случае президент России смог отказать себе в удовольствии, мир не услышал очередного интересного сравнения и может на какое-то время расслабиться.

Экономическая часть послания была, как известно, содержательной. В ней было много не запланированных бюджетом денег, и журналисты, слушавшие речь президента в фойе, только охали, когда он называл очередные цифры, и начинали сочувствовать министру финансов Алексею Кудрину, про которого к концу послания стали обеспокоенно говорить, что его, наверное, вынесут на носилках, потому что все, за что боролся, экономя бюджетные деньги, пошло прахом, и у него теперь противоположная задача: находить новые средства и беспощадно тратить, не допуская роста инфляции. У Алексея Кудрина ближе к концу послания появлялся выбор: вместо того чтобы слечь на носилки прямо в зале, он мог добраться до дома и спокойно застрелиться.