Пётр Мельников - Залпы с берега

17 апреля Военный совет флота отменил выполнение задачи по взятию Гогланда.

Весной противник усилил артиллерийские обстрелы Ленинграда и Кронштадта. Его огневые налеты стали отличаться большей скорострельностью, в них участвовало сразу по многу батарей. Это требовало менять тактику контрбатарейной борьбы, делать ее более активной. Такие указания исходили от командующего Ленинградским фронтом генерал-лейтенанта артиллерии (впоследствии Маршала Советского Союза) Л. А. Говорова и командующего артиллерией фронта генерал-майора артиллерии (ныне маршала артиллерии) Г. Ф. Одинцова.

У нас той порой произошла смена командования. Комендантом Ижорского укрепленного сектора стал генерал-майор береговой службы Иван Анисимович Большаков. Его назначение к нам никого не удивило. По своей подготовке, опыту службы он был прежде всего артиллеристом. Его же предшественнику Григорий Тимофеевич Григорьев, славился, главным образом, как общевойсковой командир. С окончательной стабилизацией фронта на нашем участке от коменданта сектора требовалось больше артиллерийской, нежели общевойсковой эрудиции.

Григорий Тимофеевич был переведен на не менее ответственную и больше отвечавшую его опыту должность заместителя коменданта Кронштадтской крепости.

Иван Анисимович Большаков энергично взялся за дело, добиваясь большей активности от батарей сектора в борьбе с неприятельской артиллерией. Активной в нашем понимании считалась такая стрельба, которая могла начаться сразу же после вспышки первого вражеского залпа и быстро привести чужую батарею к молчанию. Этой задаче как раз и отвечало все то, что делалось у нас в борьбе за снайперский огонь. А для стрельбы по-снайперски надо было прежде всего устранить недостатки в организации артиллерийской разведки.

Стараниями Ивана Анисимовича на форту была налажена работа поста сбора донесений, который сначала возглавил заместитель начальника штаба по разведке капитан М. Д. Саркисов, а потом старший лейтенант М. И. Кончаков. В организации артиллерийской разведки большую помощь оказывал начальник штаба Ижорского сектора полковник Т. М. Зубов (ныне генерал-майор). Тщательно изучались и систематизировались все данные, поступавшие от артразведчиков. И, что не менее важно, было увеличено количество корректировочно-наблюдательных постов, улучшилась их работа. Во главе многих из них стали превосходные командиры-разведчики, такиеу как И. и Ю. Кузнецовы, Н. Гаряшин, Н. Зыков, К. Диденко, В. Стародуб. Была налажена связь постов между собой, а также их взаимодействие с армейской артразведкой. Каждую проводную линию связи дублировало радио.

Все это позволило установить сопряженное наблюдение за целями: стоило неприятельским орудиям дать залп, как вспышка сразу же засекалась с двух-трех постов.

Более четким стал и порядок дежурства батарей. Дежурство это неслось сутки. И на протяжении всех суток у орудий, в центральном посту, в погребах постоянно находилось такое количество людей, которое было необходимо для немедленного открытия огня. Задача перед нами формулировалась так: если батарея дежурит, то после объявления тревоги стрельба по плановой цели (то есть такой цели, все данные на которую рассчитаны заранее) должна начинаться через одну минуту, а по неплановой — через три. Для недежурных батарей эти сроки удваивались.

Помимо этих перемен произошла и еще одна, коснувшаяся наших, двенадцатидюймовых, батарей. Теперь на их стрельбы не требовалось получать разрешения командования флотом — достаточно было приказания коменданта сектора. Боязнь остаться без боеприпасов для тяжелых орудий оказалась излишней. Хорошо, что это было вовремя понято. Насколько своевременней и эффективнее могла теперь использоваться крупнокалиберная артиллерия!

Помню, в один из дней, по-летнему теплых и солнечных, наша батарея несла дежурство. В обеденный час мы с Кирпичевым вышли из столовой, не наевшиеся, но умиротворенные. С тех пор, как солнце прогрело воздух, голод ощущался не так остро.

Федор Васильевич оторвал кусочек газеты, ловко сложил листок, натряс туда бурой махры из жестяной коробки, провел по получившейся заготовке языком. Неуловимое движение пальцами — и самокрутка готова. Несколько минут ушло на высекание кресалом искры и раздувание фитиля, пока, наконец, появилась возможность прикурить от первобытного инструмента, прозванного в шутку «катюшей». В такие минуты я всегда с радостью отмечал, что принадлежу к немногочисленному племени некурящих.