Пётр Мельников - Залпы с берега

«Залп!» — произнес он в микрофон. Содрогнулся бетон, гулко отозвавшись на орудийный гром. Через плечо Пономарева я глянул на секундомер, включенный им с момента получения целеуказания. Длинная тонкая стрелка, уже обежав один раз полный круг, прыгнула с цифры «3» на цифру «4». Значит, огонь был открыт за 63 секунды. Это здорово! Мы приближались к заветному рубежу — одной минуте. Достигнув его, мы могли претендовать на звание снайперской батареи.

Секундомер отщелкивал время, которое требовалось снарядам, чтобы преодолеть десятки километров, отделявшие их от цели. Вот и момент их падения. Секунда, другая — и с постов наблюдения поступают доклады об отклонении.

— Больше один, влево пять, — не мешкая вводит корректуры Пономарев. Первая и вторая башни — залп!

И, отвечая его команде, вздрагивает бетонный блок. На этот раз снаряды упали точно. Один за другим, на предельной скорострельности гремят общебатарейные залпы, пока их не обрывает короткая команда: «Дробь!», боезапас, отпущенный на стрельбу, израсходован.

Прошло немного времени, и нам сообщили: неприятельская батарея замолчала после второго залпа в сторону Ленинграда. Это, конечно, не означает, что мы ее уничтожили. Такое случается не часто. Вероятность полного уничтожения орудий слишком мала — это, скорее, случайность. И через какое-то время, после ремонта и восполнения потерь, батарея вновь оживет. Но свою задачу — сорвать или ослабить огневой налет на Ленинград — мы выполнили. И я с радостью поздравил Пономарева с успешной стрельбой.

Как всегда, после стрельбы мы провели ее разбор. Я — с комсоставом, командиры башен и других подразделений — с краснофлотцами и младшими командирами.

Задача разборов состояла в том, чтобы определить, насколько согласованно и четко действовал весь сложнейший организм батареи, где встречались заедания или за счет чего выявлялись резервы для более быстрой и точной работы. Именно разбор помогал нащупывать наиболее слабые звенья и затем укреплять их от стрельбы к стрельбе.

На этот раз мы много говорили о связистах. Они неплохо обеспечили ведение огня. Но могли бы и лучше — ведь нынче неприятель не противодействовал, не обстреливал наши наблюдательные посты, да и дело происходило днем, в самых благоприятных условиях.

А бывало, сколько мук принимали мы из-за нарушения проводной связи от вражеского огня! Как назло, провода рвались особенно часто ночью. И тогда кто-нибудь из телефонистов — сержант Самойлов, краснофлотцы Боголюбов или Кирьянов — брал сумку с инструментом, длинный тонкий шест с рожками на конце и направлялся в лес, на поиск обрыва. В темноте маленькие рожки часто соскальзывали с провода, и тогда, проклиная все на свете, связист кружился на одном месте, стараясь вслепую отыскать тонкую нить. Ноги соскальзывали с тропки или с деревянного настила, проложенного сквозь болото, и по колено проваливались в густую холодную жижу. Валежник цеплялся за одежду, мокрые ветви больно хлестали по лицу. Дробно стучал дождь, деревья выли от ветра. Случалось, мокрый, ослабевший боец падал руками в грязь, теряя сумку. И тогда на голову Гитлера сыпались отборные матросские проклятия.

Когда разрыв бывал обнаружен, требовалось найти и второй конец провода. Находился второй — терялся первый. Чтобы избежать этого, телефонисту приходилось зажимать один конец в зубах...

При нарушении линейной связи переходили на дублирующее средство — радио. Тут-то и случались задержки. Да и радиосвязь не была столь надежной, как проводная. Словом, над совершенствованием связи нам предстояло еще поработать. Здесь крылась одна из возможностей сэкономить несколько секунд при подготовке к открытию огня, добиться более гибкого управления стрельбой.

Сегодня связисты заслужили хорошую оценку. Однако пришлось им указать, что впредь они должны действовать еще собраннее и пунктуальнее.

Борьба за то, чтобы батарея получила право называться снайперской, продолжалась.

Майским, по-балтийски светлым вечером меня разыскал рассыльный и передал приказание явиться на командный пункт командира дивизиона. Вскоре там собрались все командиры батарей.

— Товарищи,- сказал полковник Румянцев, когда мы все расселись и достали блокноты. — В ближайшее время нам предстоит участвовать в операциях по обеспечению прорыва подводных лодок из Финского залива в Балтику, где они будут действовать на морских коммуникациях немцев.