— Стой! Руки вверх!
Неожиданность оказалась на стороне Воробьева. Растерявшиеся солдаты противника остановились и подняли руки. В свете выплывшей из-за туч луны каждому казалось, что именно в него направлено беспощадное дуло автомата.
Вскоре подоспело подкрепление, и вся группа неприятельских лыжников была отконвоирована на пятачок.
Был и такой случай. В дозоре стояли младший сержант Кремский и краснофлотец Кушнир. Северный ветер Кружил вьюжные хлопья, вздымал снежную пыль. Жгучий мороз леденил кожу, забирался в теплые рукавицы. Но все это не помешало им заметить трех человек, пробиравшихся к нашему берегу. Услышав окрик, требующий остановиться, они послушались и тут же принялись объяснять на чистом русском языке:
— Мы свои! Были в плену, а теперь сбежали и идем к нашим.
Разумеется, Кремский и Кушнир не отпустили их на все четыре стороны. Задержанные были доставлены в штаб. А там без труда удалось установить, что все трое — вражеские лазутчики.
Такие происшествия быстро становились известны всем, кто нес службу на льду. Об этом заботился наш новый комиссар старший политрук Федор Васильевич Кирпичев — мой сослуживец по 211-й батарее, недавно назначенный к нам. О всех случаях соприкосновения с противником, о фактах высокой бдительности и находчивости ижорцев он сообщал на инструктажах агитаторам, советуя, как лучше рассказать об этом товарищам. И беседы агитаторов немало влияли на боевое настроение людей, на осознание ими своей роли в ледовой обороне.
Кстати сказать, оборона наша не была пассивной. Во второй половине зимы начала действовать разведывательная группа в 11 человек, которая ежедневно обследовала ледовое поле в районе мыса Ино. Задача группы состояла в том, чтобы своевременно обнаружить скопление войск противника и тем самым предупредить внезапное нападение на форт.
Возможность такого нападения была вполне реальной. Несколько раз за зиму на форту объявлялась тревога, и нам приказывали изготовиться к ведению плановых огней по замерзшему заливу. Всякий раз повод для этого был основательный. То две роты противника появились на льду в районе Петергофа, то где-то замечалась концентрация вражеских сил. Но неприятель, надо полагать, был достаточно осведомлен о состоянии и качестве нашей ледовой обороны. И за всю зиму он так и не рискнул начать настуцление со стороны залива.
Мне время от времени приходилось отправляться на проверку несения службы на ледовом переднем крае. Как-то собрались мы в путь втроем — я и двое краснофлотцев. Над заливом бушевала вьюга. Тяжело было двигаться против ветра, норовившего сбить с ног. С трудом пробивались мы от одной покрытой ледяным панцирем будки к другой.
Вот очередная будка. Голос дозорного: «Стой! Кто идет?» Пароль. Отзыв. И мы уже в помещении. Здесь приятно излучает тепло раскалившаяся печурка. Вокруг — пять отдыхающих бойцов из состава дозора. Мы присели рядом с ними. Краснофлотцы закурили. Завязался неторопливый разговор.
Вдруг раздалось яростное шипение — будто на горящие дрова плеснули водой. От неожиданности мы повскакали с мест. Помещение стало быстро наполняться дымом, а печка на наших глазах начала медленно опускаться под ледовый пол. В будке сделалось темно и душно. Кто-то коротко вскрикнул:
— Тону!
Мы повыскакивали наружу. Я пересчитал людей. Все были целы. На сердце стало легче. Теперь мы могли спокойно, и даже с шутками, разобраться во всем происшедшем.
Собственно, ничего сверхъестественного не случилось. Тяжелая чугунная печка стояла прямо на льду. Топили ее усердно, она прокалилась сверху донизу, и лед в конце концов не выдержал, подтаял. А в темноте один из бойцов шагнул в образовавшуюся прорубь и чуть было не отправился вслед за печкой. Что ж, оставалось удивляться, что ничего подобного не случалось раньше.
После этого подо всеми печами в будках были сделаны специальные теплоизоляционные подставки из дерева и кирпича, и потерь в печках мы больше не имели...
Таким был наш передний край на льду финского залива.
22 февраля, в канун Дня Красной Армии, в Ленинграде состоялся слет фронтовых снайперов. На слет собрались самые искусные и отважные стрелки. У некоторых на счету было по сотне и более уничтоженных гитлеровцев. Ездили туда и представители от Красной Горки.
Снайперское движение в Ижорском секторе стало разворачиваться незадолго до моего прихода на пятачок. Тогда по рекомендации политотдела на партийных и комсомольских собраниях батарей, рот и дивизионов всесторонне обсудили, какие имеются возможности в подразделениях для подготовки сверхметких стрелков и как эти возможности лучше использовать. Потом на форту были созданы две снайперские группы, состоявшие из добровольцев, обладавших необходимыми для этой сложной боевой профессии данными. В одну группу вошли бойцы из пулеметной роты и батарей, и возглавил ее лейтенант М. Бяков. Другая группа под командованием лейтенанта В. Жашкова состояла из представителей 147-го отдельного морского стрелкового взвода. Появились и другие, более мелкие группы в разных частях и подразделениях сектора.
Читать дальше