Пётр Мельников - Залпы с берега

В дни наиболее ожесточенных боев за ораниенбаумский пятачок все береговые артиллеристы сражались с величайшей самоотверженностью. Характерной для них была, например, оценка,, содержащаяся в приказе Военного совета 8-й армии от 27 сентября:

«Наряду со множеством бойцов и командиров всех родов оружия, проявляющих героизм, громя врага нашей Родины, в последние дни особенно отличился коллектив бронепоезда «За Родину». Командиры и краснофлотцы; пренебрегая смертью, на своем бронепоезде выходят за боевые порядки нашей пехоты и огнем орудий наносят сокрушительные удары врагу».

К ноябрю Ижорский сектор стал закаленным, испытанным в огневых схватках соединением.

Вот примерно какую картину, хотя, может быть, и не столь подробную, представил я себе за время недолгого ночного путешествия из Кронштадта в Ораниенбаум.

Сходили мы на причал в кромешной тьме. Нас предупредили:

— Никаких признаков света! Не курить, спичек не зажигать. Иначе противник немедленно начнет артобстрел.

По темным улицам прошли мы в западную часть города. Здесь нас расселили в пустующей казарме.

С утра начались хлопоты по оформлению документов наших попутчиков, назначенных в Приморскую группу. Совершая путь от казармы до штабных учреждений, я вспоминал зеленый и уютный довоенный Рамбов — этим ласковым именем прозвали город моряки. Местами его трудно было узнать. Облик улиц изменили разрушенные дома. Одни из них превратились в груды обломков, у других обрушились стены, открыв, как в театральной декорации, комнаты с уцелевшей мебелью и домашней утварью. Над портом стоял чадный дым, прорезаемый малиновыми языками пламени, — горел топливный склад.

Несколько раз противник принимался обстреливать город из орудий. В полдень часто и гулко захлопали зенитки — начался воздушный налет.

«Все-таки на огневой позиции легче, чем здесь, — подумалось мне. — Там, во время стрельбы, даже когда рядом рвутся снаряды и мины, не испытываешь ощущения такой беззащитности и беспомощности. Хорошо, что из города вывезли почти всех жителей — им было бы особенно трудно».

Ранним утром 5 ноября с небольшим отрядом краснофлотцев я вышел из города на западу к поселку Большие Ижоры. Холодный встречный ветер бросал в лица пригоршни крупного дождя. Низко над головами стелились разбухшие тучи. Под ногами чавкала раскисшая земля. Армейские сапоги пришлись как раз кстати.

Справа от дороги в одной из бухт Ораниенбаумского порта виднелся такой знакомый силуэт трехтрубного корабля. «Аврора»! Вот куда забросила ее военная судьба. Легендарный крейсер давно уже оставил место в боевом строю флота. Но в грозную годину, когда шла смертельная борьба за провозглашенные его историческим выстрелом завоевания Октября, он не мог оставаться сторонним наблюдателем. Большая часть его команды ушла на сухопутный фронт. Из шестидюймовых орудий, снятых с крейсера, была создана батарея, которая еще совсем недавно била врага у Дудергофских высот. А сам он, жестоко израненный, оставался здесь, напоминая защитникам плацдарма об их святой обязанности стоять насмерть.

За оголенными деревьями и кустарником простиралась серая шкура залива с чешуей пенистых барашков. Тоскливо кричали чайки, касаясь крыльями волны. От этого крика было муторно на душе, портилось и без того плохое настроение.

Дорога пошла на подъем. И тут все, как по команде, обернулись влево. Оттуда приближался, стремительно нарастая, знакомый посвист снаряда. Через мгновение он, прошелестев у нас над головами, разорвался с небольшим перелетом. В воздух взметнулся фонтан черной грязи и дыма. Через несколько десятков секунд такой же фонтан поднялся слева, с недолетом. Противник захватил нашу небольшую колонну в вилку. Теперь он начал ее половинить, приближая разрывы к дороге.

— Короткими перебежками, вперед! — прозвучала команда.

Подгонять нас не требовалось: противник закончил пристрелку и перешел на поражение беглым огнем. Вскоре мы перевалили через бугор и оказались вне видимости противника. Обстрел прекратился.

Это дорожное происшествие окончилось для нас сравнительно благополучно. Только три краснофлотца получили легкие ранения. Вместо Больших Ижор им пришлось отправиться в Малые — там, в трех километрах отсюда, находился госпиталь.

Часа через два мы вошли в Большие Ижоры. Здесь остались краснофлотцы и сержанты для распределения по батареям. Комсоставу предстояло получить назначения в поселке Лебяжьем, где располагался штаб Ижорского сектора.