Стивен Найфи - Ван Гог. Жизнь. Том 1. Том 2

Найти их в Гааге не составляло труда. Всего в нескольких кварталах от «Гупиль и K°», в лабиринте средневековых деревянных зданий, который представляла собой улица Гест, Винсент мог обрести абсолютно все, кроме искренней привязанности. Несмотря на волну реформ 1860-х и 1870-х гг., согласно которым все бордели следовало регистрировать, а проститутки обязаны были проходить регулярные медицинские обследования, древнейшая профессия беспрепятственно процветала на улицах Гааги. На месте каждого публичного дома, закрывшегося под натиском запретительных законов, открывалась пивная или табачная лавка, где желающим предоставлялись «женские услуги». Позже, когда Тео переехал в Гаагу, Винсент предостерегал его от частых посещений этих мест, «если ты можешь без них обойтись», хотя «нет ничего страшного в том, чтобы заглянуть туда раз-другой».

Винсент начал посещать Гест не позднее осени 1872 г., когда ему исполнилось девятнадцать. Это были его первые походы за близостью, которую он до конца жизни не мог найти нигде, кроме темных улиц и портовых аллей. Нередко по приезде в новый город он прямиком отправлялся в бордель. По его собственным словам, иногда он приходил туда лишь затем, чтобы посидеть, выпить, сыграть в карты или поговорить – «о… жизни… заботах… невзгодах… обо всем на свете». Если хозяин борделя выставлял его за дверь, он стоял у входа и просто наблюдал за приходящими и уходящими посетителями. Когда его впускали, он вел себя обычным для завсегдатаев этих мест образом – обменивался грубыми шутками или вступал в похабные перепалки. Однако во время встреч наедине с «теми женщинами, что прокляты и презираемы», Винсент, видимо, был настроен сочувственно. Он признавался в «особой привязанности» к проституткам и со знанием дела рекомендовал Тео ходить только к тем, «к которым он что-нибудь чувствовал».

Впоследствии Винсент писал, что, преодолев первые несчастные годы, он стал чувствовать себя в Гааге «гораздо лучше». Впрочем, это не мешало ему болезненно переживать некие неприятности, о природе которых можно только догадываться. Скорее всего, речь шла об интимной связи, возможно, с женщиной низкого социального положения. Реакция родителей так испугала Винсента, что он «был буквально охвачен паникой»; резкой была и реакция Терстеха, к которому он в отчаянии обратился за советом: Винсент ведет себя недопустимым образом, он должен немедленно прекратить это, иначе в дело вмешается семья и ему по суду назначат опекуна. Даже спустя десять лет Винсент вспоминал угрозы Терстеха как ужасное предательство: «Я немедленно пожалел, что рассказал ему о происшедшем».

К Рождеству слухи «о происшедшем» дошли до Сента Ван Гога. Винсент всегда подозревал, что тут не обошлось без Терстеха. «Теперь я почти уверен, – писал он спустя несколько лет, – что тогда он говорил обо мне вещи, которые выставили меня в дурном свете». Терстех или кто-то еще доложил о его неблаговидном поведении, это немедленно повлекло за собой печальные последствия. Профессиональная пригодность Винсента обсуждалась теперь на самом высоком уровне. В октябре 1872 г. семейный летописец тетушка Митье поведала о сомнениях в отношении племянника Винсента – сомнениях, которые могли исходить только от ее брата Сента: «Иногда кажется, что он ведет себя вполне подобающе, а иногда с точностью до наоборот».

Когда слухи об этих сомнениях достигли пасторского дома в Хелворте, родители забили тревогу. Материальное положение семьи было тяжелым, как никогда. Перспектива снова взвалить на себя содержание старшего сына, как и страх очередного позора, которого не миновать, если он к ним явится, заставили их бросить все силы на то, чтобы Винсент не потерял работу. «Можешь себе представить, – писали Тео родители, – как мы старались решить проблему Винсента».

Тем временем общение с отцом, как позднее вспоминал Винсент, все чаще омрачалось для него всякими «неприятными вещами». Пытаясь воздействовать на своего непутевого сына, Дорус завалил его наставительными и воодушевляющими письмами, стихами и брошюрами, без конца призывая «бороться с собой», «покаяться в слабостях» и «отвратить свое сердце от служения греху». Возможно, по настоянию Доруса Винсент начал брать уроки катехизиса, но демонстрировал полное равнодушие к этому занятию. «С непоколебимостью человека, получившего религиозное воспитание, он считал себя атеистом», – писал один из гаагских соседей Винсента. Игнорируя отцовские призывы к раскаянию, он отправился искать утешения в светских «книгах о физических и нравственных недугах» – такого рода практические руководства по самосовершенствованию пользовались большой популярностью. На фотографии того времени Винсент выглядит хмурым (фото не понравилось даже его матери – выражение лица сына она назвала «кислым»).