Складывалось впечатление, что Винсент действительно начал новую главу своей жизни, оставив позади переживания юности, – как он оставил в родительском доме бутылку с жуками и рыболовную сеть. В некотором смысле годы одиночества наделили его навыками, идеально подходящими для новой работы. Наблюдательность, которую он развил, разглядывая птичьи гнезда и лапки жуков, теперь помогала ему замечать малейшие недостатки поздних оттисков с печатной доски и видеть стилистические различия между репродукциями одной и той же картины, выполненными разными граверами. Увлеченность коллекционированием и классификацией в сочетании с поразительной памятью помогли ему изучить все, что только можно было изучить, находясь на его месте: от изобилия картин и репродукций в хранилище до огромного ассортимента товаров для художников в магазине. Привычка к одиноким занятиям и педантичность, выработанная часами заботливого оформления коллекций, теперь могли пригодиться для упаковки товара или оформления выставочной витрины.
Прирожденный «комбинатор», Винсент особенно преуспел в обнаружении взаимосвязей между изображениями: он сразу видел схожесть авторского «почерка», тематическую и стилистическую близость и родство трудноуловимых качеств, вроде настроения и «весомости» (рядом с полотнами Коро любая работа Месдаха кажется «тяжеловесной», отмечал Винсент). Он давал советы друзьям (и, конечно же, клиентам фирмы), как лучше составить альбом для вырезок, куда вклеивались репродукции любимых картин, – такие альбомы тогда как раз вошли в моду. «Основное их достоинство в том, что можно расположить [картины] так, как тебе нравится», – объяснял он. Винсент завел и собственную коллекцию (первым его приобретением были итальянские «павлиньи перья»), которую дополнял, редактировал и перекомпоновывал до конца своей жизни, каждый раз стремясь достичь более точного соответствия своим представлениям о порядке и «взаимоотношениях» произведений.
Благодаря обширным ли знаниям и энтузиазму, семейным ли связям Винсент вскоре получил право общаться непосредственно с посетителями в обитой плюшем и похожей на комфортабельную гостиную галерее «Гупиль и K°», где на темных стенах висели картины в резных позолоченных рамах, а на турецких диванах вальяжно восседали джентльмены в цилиндрах. Через несколько лет Винсент уже работал с лучшими клиентами. Если нужно было убедить покупателя в художественной ценности и уникальности репродукции («существует всего четыре или пять таких отпечатков, негативы были повреждены»), в том, что этот художник или этот сюжет сейчас в моде и пользуется повышенным спросом, он демонстрировал интуитивную находчивость. В 1873 г. Винсенту доверили участвовать в ежегодных поездках фирмы в Брюссель, Антверпен, Амстердам и другие города. Целью этих поездок было привлекать клиентов и демонстрировать им nouveautés – новинки каталога. В какой-то момент Винсент освоил и бухгалтерское дело. Он уверенно чувствовал себя на своей должности и убеждал родителей, что ему больше никогда не придется искать работу.
Однако никакой успех, настоящий или будущий, не мог скрасить его одиночества. Через десять лет Винсент вспоминал первые годы в Гааге как «скверное время». Поначалу он наверняка объяснял свое уныние болью разлуки. «Начало чего-то нового – это, наверное, самое трудное в жизни», – сочувственно писал он Тео, когда в 1873 г. тот поступил на службу. Однако после двух лет работы в фирме пришлось признать, что его душевные страдания далеко не сводились к тоске по дому. Несмотря на городские развлечения, несмотря на почти семейный комфорт (в Гааге у него было много родни), несмотря на долгие часы напряженной работы, Винсент по-прежнему страдал от изоляции, которую, как видно, привез с собой с зюндертских пустошей.
Сотрудников в магазине было наперечет, и в течение дня они работали как заведенные – столько общения было бы трудно выдержать даже самому коммуникабельному человеку. Два помощника – Винсент и Теунус ван Итерсон – не имели права одновременно уходить не только в отпуск, но и на перерыв. Семейные связи Винсента, о которых поначалу напоминали частые визиты его дяди в магазин, безусловно, выделяли его среди остальных сотрудников, даже если оставить в стороне личные качества молодого человека со странным и вспыльчивым характером. К тому времени измученный болезнями Сент стал придирчив, раздражителен и брюзглив. Поэтому Терстех и все остальные с облегчением вздыхали, когда он уезжал в Париж или на Ривьеру. «Капризный, вечно всем недовольный, – вспоминал Терстех позднее, – он без конца зудел одно и то же».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу