Петр Худяков - Путь к Цусиме

За исключительно быструю погрузку угля команда корабля получала большие денежные премии, а за плохую, неудачную погрузку, начальство сплоховавшего корабля получало от адмирала свирепые разносы и выговоры, которые передавались по телеграфу, напр., даже в такой грубой форме: "Корабль такой-то, обратите внимание на вашу отвратительную погрузку; примите меры; не будьте грязным пятном на эскадре"… Но когда меры принимались, работа налаживалась, и команда случайно провинившегося ранее корабля начинала получать премии, офицеры этого корабля не встречали ни слова одобрения со стороны адмирала.

А насколько заслуженно и добросовестно пользовались некоторые суда и благоволением адмирала, и громадными денежными премиями, по этому вопросу для 2-го издания книги от нашего товарища мною были получены между прочим и такие данные:

" Заведенные адмиралом денежные премии за быстроту погрузки угля привели в конце концов к одним только злоупотреблениям , на которые досадно было смотреть и с докладом о которых, однако, никто не решался подступиться к суровому адмиралу. Постоянно бывало одно и то же: транспорт-угольщик, с которого другими судами был взят почти весь уголь, подходит бывало к вам для окончательной очистки его от оставшегося на нем угля; капитан угольщика заявляет нам, что с угольщика взято угля столько-то тонн, оправдываемых выданными ему квитанциями, а остается на угольщике по его соображениям, положим, 350 тонн; мы начинаем забирать остаток; берем — берем, и вместо 350 тонн принимали нередко до 1500 тонн… С такой степенью точности измеряли уголь принимавшие его на себя корабли, получившие "премию" адмирала! Этот факт подтверждают одинаково и "Анадырь", и "Кубань", чаще всего принимавшие на себя остатки угля, недобранные с угольщиков другими судами. И не мудрено, что этим именно финалом должна была закончиться погрузка угля со сказочными скоростями, так много льстившими самолюбию адмирала, который на бумаге уже устанавливал "всемирный рекорд" в этом деле"…

"Когда дело касалось угля, адмирал умел заставить себя спокойно выслушивать и неприятные вещи… Перед уходом эскадры с Мадагаскара состоялся совет, на котором Рожественский сказал всем командирам: — "Завтра уходим; если что еще нужно, прошу сказать, не стесняйтесь".. Бухвостов, командир броненосца "Александр ІІІ-й", чаще всех других бравшего денежные премии за быструю погрузку угля , на это ответил: — "Ваше превосходительство, я был введен в заблуждение моими офицерами; у меня… не хватает 900 тонн угля"… Выслушав это спокойно, адмирал не сказал Бухвостову ни одного слова… Ночью по приказу адмирала "Александр ІІІ-й" догрузил недостававшее у него количество угля, не получив на этот раз никакой премии"…

Умел Рожественский и выдвигать работников, когда это было в его власти. Так было, напр., с командиром одного из транспортов, который начал свою службу матросом, оказался даровитым работником и получил затем штурманский диплом. Работая в Ревеле на глазах адмирала при подъеме одного судна, он произвел на адмирала впечатление, как дельный человек; и эта случайная встреча имела большое влияние на всю последующую судьбу этого работника.

"У вас на эскадре, — пишет мне товарищ, некоторые ставили Рожественскому, как бы в вину даже и то, что он часто бывал на госпитальном судне "Орел"." Он был там на всех без исключения похоронах матросов. А если при этом Рожественский разговаривал иногда со своей племянницей, бывшей там в числе сестер милосердия, то в этом беды нет. Адмирал отлично знал, как это подействовало бы на команду, если бы он вздумал не отдать последнего долга почившему матросу".

"Проявляя свою суровость и свой деспотизм, Рожественский умел быть и снисходительным к команде", пишет один из наших товарищей-моряков. "Некоторые офицеры упрекали его даже в излишней мягкости к нижним чинам эскадры, провинившимся в важных проступках. Когда ему предлагали суровую кару для них, он отклонял ее, говоря, что команда целыми месяцами сидит безвыходно на кораблях в то самое время, когда гг. офицеры бывают на берегу и не всегда хорошо себя ведут; надо поэтому иметь к команде больше снисхождения".

По окончании войны Рожественский не раз публично защищал бывших своих сотрудников. В заседании IV-го Отдела Императорского Русского Технического О-ва 31 января 1906 г. на докладе Н.С. Колоколова о значении флота для России зашла речь и о хищениях в морском ведомстве. Говорили много, подробно, открыто. Среди избранной публики присутствовал в зале заседания и Рожественский. Ему было дано слово. Он разъяснял причины разгрома нашего флота под Цусимой и закончил свою речь следующими словами (см. "Море", 1906 г., № 13, стр. 478): "По поводу высказанного одним из ораторов мнения, что флот был погублен воровством, скажу еще только несколько слов. Очень может быть, что я делал много ошибок во всем ходе приготовлений и в самом бою; может быть, я был незнающ, ленив; может быть, и мои сотрудники не так делали дело. Но я просил бы верить, что люди, которые теперь погребены в Корейском проливе, не воровали"… Собрание покрыло слова адмирала горячими рукоплесканиями.