"Адмирал, строгий, наводящий ужас, но втайне все еще многими обожаемый, издает приказ, чтобы мичманам на ходу вместо верхней вахты стоять вахту в машинах. Командир приказывает по кораблю, старший офицер пишет расписание, с мостика поверяют присутствие мичмана на вахте… — "Вызовите к рупору мичмана П." — "Г-н П. - в кочегарке; сейчас их позовут". Это отвечает опытный машинист, а тем временем вахтенный бежит наверх: П. - относительно этого условливается с механиком и преспокойно сидит свои четыре часа вахты в каюте, чтобы не попадаться на глаза старшему офицеру. И вахту в машинах многие мичманы таким образом не стоят; на таких людей ничто не действует, даже и предстоящая встреча с неприятелем; беззаботность и нежелание работать полные [210]; невзирая на техническую неподготовленность, — равнодушие ко всему деловому, что само не лезет в глаза, и только чисто формальное отношение к обязанностям"…
"Доходило иногда до того, что старший офицер за чаем заявлял мичману: — "Василий Петрович, сейчас я проходил по батарейной палубе по правому борту, — ваше заведование; 25 лет я плаваю, но такой грязи и беспорядка никогда еще не видел"..
"Справедливость требует сказать, что были мичманы и с серьезными положительными качествами. "Мы видели с их стороны 14 мая и храбрость, и благородство, и сердечность, истинное понимание ими своего дела, желание исполнить его до конца, а иногда и пятна их собственной крови на белом кителе; вместо обидно-жестокого третирования [211]матроса в трудную для него минуту, которое мы знали и видели ежедневно ранее, там проявлялись иногда и нежность, и трогательное самоотвержение для того же самого, всю жизнь безжалостно третированного "Ваньки". Но 14 мая 1905 г. эти проявления казались нам уже запоздалыми"… А будь другие традиции, другие взгляды кругом, такие отношения существовали бы и ранее 14 мая.
"Начиная с Мадагаскара на эскадре каждую ночь ожидали минной атаки неприятеля; вечером обязательно играли сигналы отражения минной атаки, по которым на корабле кругом должны задраиваться иллюминаторы. Под тропиками в каютах и без того была жара в 30–35 градусов Реомюра, и с задраенными иллюминаторами спать не было никакой физической возможности. Поэтому офицеры с тоской ожидали всегда приближения ночи; а когда она наконец наступала, притыкались спать где попало, — не только в кают-компании, но и на спардеке, на мостиках, рядом с матросами. Некоторые же младшие офицеры чуть ли не до Корейского пролива спали в каютах, потихоньку отдраивая иллюминаторы. На таких не действовали ни постоянные приказы командира, ни принцип, ни обходы старших и постоянные их просьбы, ни действительная опасность"…
"И вот такой-то мичман, не знающий хорошенько своих орудий, сколько-нибудь серьезно никогда не занимавшийся артиллерийской стрельбой, мало упражнявшийся даже в наводке орудий, стоит в злополучный день 14 мая 1905 г., не получая из рубки ровно никаких указаний, и только кричит иногда комендорам: — "Это — не японский крейсер, это наш "Ослябя", не стреляйте"… Он же чуть не первый подставляет свое тело под фугасные снаряды неприятеля и падает убитым или раненым; а команда и вовсе лишается начальника"…
"Но мичмана это молодежь, многое им можно и должно простить. Главное-то у них все-таки есть, — молодая энергия и готовность работать; только не научили их многих работать; не сумели в них самих возбудить интерес к работе, не сумели заставить их понять высокий смысл ее, не показали на своем примере, как надо работать"…
"Перейдем теперь к лейтенантам. На таком пробном камне, как долгое плавание, они довольно резко делились у нас на недельных , которых берут на корабль "в перегрузку", и на дельных , настоящих моряков. К счастью, лейтенантов первого типа было все-таки не большинство; об их работе мало слышно на корабле, там они незаметны; но когда надо где-нибудь с апломбом присутствовать своей собственной персоной, напр., в кают-компании в обеденное время, там они безусловно стараются первенствовать. В их присутствии товарищи задают нередко загадки: — "Что будет с такой-то частью (минной, артиллерийской), если уйдет М-н?… Все хохочут. Или говорят невозмутимо серьезным тоном: — "Ну, вот будет бой; кто же у нас в рубке будет стоять; ведь у нас один только П-в дельный"… Новый отчаянный взрыв хохота. К ним, как к гусю вода, ничего не прилипает; они спокойно проплавают свой ценз "с одной полоской и тремя звездочками", не смущаясь тем, что в это время они тормозят и губят дело; потом у них будут "две полоски", а потом и "орлы на плечах"; в каждой такой стадии, не желая работать, в свое время они внесут в дело свою долю вреда , ничем не смущаясь и спокойно опираясь на установленную традициями выслугу лет. Бедный, бедный русский флот!"…
Читать дальше