Станислав Улам - Приключения математика

Еще одна интересная встреча произошла как-то днем в лесу, окружавшем знаменитый отель Долдер. Заблудившись, я натолкнулся на Павла Александрова и Эмми Нетер, которые гуляли и беседовали о математике. Александров знал о некоторых моих работах, так как я посылал ему оттиски, одно время мы вели переписку по вопросам математики. Одним из самых радостных моментов моей жизни было получение его письма на имя профессора С.Улама. В ту встречу Александров неожиданно сказал мне: «Улам, вы хотели бы съездить в Россию? Я мог бы все устроить и был бы очень рад видеть вас у себя». Как поляку, да еще из капиталистической семьи, мне польстило его приглашение, но все-таки поездка эта все же казалась нереальной.

Конгресс закончился, и после маленькой экскурсии в Монтрё вместе с Куратовским и Кнастером я вернулся в Польшу как раз ко времени сдачи экзаменов на степень магистра.

К экзаменам у меня было почти патологическое отвращение. Более двух лет я вообще пренебрегал сдачей экзаменов, которые обычно были обязательными для перевода на последующий курс, а профессора, знавшие о моих оригинальных работах, смотрели на это сквозь пальцы. И вот я, в конце концов, все же должен был сдать их — все за раз.

Я проучился несколько месяцев, сдал что-то вроде всестороннего экзамена и написал диссертацию на степень магистра, тему которой придумал сам. Я работал над ней неделю, и еще одна ночь, часов с десяти вечера до четырех утра, ушла на то, чтобы оформить ее на бумаге — на длинных листах отцовой бумаги форматом 33 х 40, 6 см. У меня до сих пор сохранилась та рукопись (она не опубликована по сей день). В этой работе освещены общие идеи об операциях с произведениями множеств и, в общих чертах, то, что сейчас носит название теории категорий. Она содержит также мои собственные результаты с очень абстрактной трактовкой понятия о теории многих переменных в различных разделах математики. Все это произошло осенью 1932 года по моему возвращению из Цюриха.

В 1933 году я защитил докторскую диссертацию. Она была напечатана издательством Ossolineum, выпускающим львовское периодическое издание «Studia Mathematica». В ней были объединены несколько моих предыдущих работ, теорем и обобщений в теории мер.

Я был первым, кому присудили докторскую степень на факультете общеобразовательных дисциплин Львовского политехнического университета, основанном в 1927 году. Это был единственный факультет, где можно было получить степень магистра и доктора, на всех других факультетах присваивались «инженерные» степени.

Церемония была весьма официальной и проходила в просторном холле института в присутствии семьи и друзей. Мне пришлось надеть белый галстук и перчатки. Каждый из моих поручителей, коими были Стоцек и Куратовский, произнес небольшую речь о том, что я сделал и какие написал работы. Сказав также несколько слов о диссертации, они вручили мне пергаментный документ.

«Аула» — большой холл, в котором проходила церемония — был украшен традиционными фресками, очень похожими на те, что через двадцать лет я увидел на стенах кафетерия МТИ [5] Массачусетский технологический институт. — Прим. ред. . На последних были изображены парящие женщины в убогих одеждах, символизирующие науку и искусство, и крупная женская фигура какой-то богини, нависшей над отпрянувшим в ужасе стариком. Обычно я в шутку говорил, что это военно-воздушные силы, предлагающие контракты физикам и математикам. В Фалд Холл, здании Принстонского университета, также есть одна старая картина, которая висит в кафетерии, где днем для беседы часто собирается народ. Там тоже изображен старик, который старается укрыться от ангела, спускающегося с небес. Когда мне сказали, что никто не знает, что именно предполагалось передать в этой картине, я предположил, что это может быть изображение Минны Рис, женщины-математика (которая в то время возглавляла Управление морскими исследованиями), предлагающей Эйнштейну, отшатнувшемуся в ужасе, контракт на работу консультантом в военно-морском флоте.

После защиты диссертации и всех церемоний я опубликовал еще несколько работ и затем был вынужден взять передышку до самого конца 1933 года из-за паратифа, на несколько месяцев отнявшего у меня все силы — один из тех редких случаев в моей жизни, когда я был действительно серьезно болен.

Однако нельзя утверждать, что в моей жизни была только серьезная работа без минуты развлечения. В начале тридцатых в наше кафе заглядывал Хирняк, преподаватель естественных наук в средней школе, маленький морщинистый человечек. Обычно он сидел в нескольких столиках от нас, потягивая по очереди то водку, то кофе, и что-то царапал на клочке бумаге с озабоченным видом. Время от времени он поднимался и пересаживался за наш столик, чтобы поболтать или дать пару-другую непрошеных советов, когда Никлиборц и Стоцек играли в шахматы. И Никлиборц тогда твердил с ликованием: «Gehirn (по-немецки «мозг») Гехирник!»