Лев Квин - Улица Королевы Вильгельмины - Повесть о странностях времени

— О, какое счастье, что я вас встретил, господин старший лейтенант, да благословит вас Всевышний!

— Здравствуйте! А вы, я смотрю, очень быстро изучили немецкий.

Он беспечно махнул крохотулей-ручкой, словно говоря: «Немецкий — что! Такие времена, чему только не научишься!»

Открыл портфель, не без труда вытащил увесистый том и, держа на весу, сказал елейно:

— Сообщаю с радостью, господин старший лейтенант, я только что из Ватикана, от самого папы и, представьте себе, специально выпросил там для вас экземпляр Священного писания на русском языке.

Раскрыл крышку переплета и тут же, прямо на улице, нацарапал только начинавшей входить в моду шариковой авторучкой: «Моему лучшему другу старшему лейтенанту Лео Квину на вечную память», — и подписался каллиграфически четко: «Патер Керкаи».

Написал, разумеется, на венгерском.

— Переводить, я думаю, не надо. Не помню, кто мне сказал, что за недели нашего знакомства вы блестяще изучили венгерский язык. Ах какие способности, какие способности!

Я сердечно поблагодарил за папский подарок, мы попрощались на самый великосветский манер.

Больше никогда я патера Керкаи не видел, никогда даже не слышал о нем. Думаю, что следы его лучезарной улыбки, если бы тогда серьезно взяться за поиски, можно было бы обнаружить не в Будапеште, а где-то в районе собора святого Петра в Риме,

А щедрый подарок патера Керкаи я, возвращаясь через несколько лет в Советский Союз, с собой не взял.

Время было такое, пятидесятые годы. Пограничники прямо зверствовали, придираясь к любой ввозимой в Союз печатной и не печатной бумажонке,

Не рискнул, мягко говоря.

Скажете грубее: струсил?

Что ж, спорить не стану.

Отбыли мы на «виллисе» с Сергеем Михайловичем Сенчиком и Рихардом Вагнером из степного грязного южновенгерского городка Кунсентмартона в последнюю октябрьскую дождливую ночь сорок четвертого. Отсутствовали ровно трое суток, а когда вернулись вдвоем, без композитора, дробно стуча зубами от холода, в радужной надежде отогреться и отоспаться в человеческих условиях, нас ожидал неприятный сюрприз. Ни моей малой «конторы», ни куда более солидной полковника Сенчика в Кунсентмартоне не оказалось,

— Элментек, — растерянно разводила руками хозяйка-венгерка, после того как я ее вытащил из необъятного пухового одеяла с завернутым в махровое полотенце прокаленным кирпичом «для сугрева» — спальни здесь, как правило, не отапливались. — Тегнап эшто мар элментек [6] Уехали. Еще вчера ночью уехали (венг.) . .

— Хова? Куда? — допрашивал я с пристрастием, не переставая еще надеяться: вдруг в какое-нибудь село поблизости,

— Нем тудом [7] Не знаю (венг.). , — продолжала виновато суетиться напутанная венгерка — мало ли чего могут сотворить с ней эти разозленные русские. И, выдавив умильную улыбку, обратилась прямо к Сенчику, явно задабривая его, как старшего в этом маленьком войске: — Кушайт? Выпийт?

— Не надо ничего! — отмахнулся он. — Потолкуй здесь с ней минут пять-десять. Я быстро.

Бросился на улицу к «виллису», который водил сам. Вездеходик завелся с пол-оборота, взвизгнул и исчез в темноте.

Хозяйка продолжала кудахтать, но уже без дрожи в голосе: видимо, Сенчик внушал ей большие опасения — со мной-то хоть можно было объясниться по-венгерски. Я слушал вполуха ее путаные рассуждения, что, мол, ваши поднялись в момент — и на машины, Вроде как немцы должны вот-вот нагрянуть снова. А сам всматривался в непроглядную тьму за окном: раз Сенчик сказал «пять-десять», значит, уж точно не больше десяти.

И верно: через считанные минуты «виллис» с притушенными по всем правилам светомаскировки фарами притормозил у крыльца.

— Поехали, старшой! — крикнул Сенчик, не вылезая. А отъехав метров пятнадцать-двадцать, одной рукой нашарил в бардачке сложенную в несколько ярусов карту-двухверстку. — На, ищи! Местечко Ясапати. Направление — северо-запад. Километров восемьдесят.

— Хоть не восемьсот — и то спасибо, — буркнул я, отыскивая под прикрытым сверху светлячком нужный пункт. — Вот!

Он бросил на двухверстку косой мимолетный взгляд:

— Ясно, чуток узкого асфальта, потом гравий, потом полевая дорога, потом, за десять километров до места, снова узкий асфальт. Два моста — целы ли, разбиты ли — черт их знает.

И это все он разглядел за секунду-две под кружочком светляка на пестрой двухверстке! И больше теперь в карту не заглянет. Да, ничего не скажешь, не первый день в разведке.