В первые несколько месяцев на посту оксфордского профессора Толкиен был невероятно загружен делами, но, в то же время, счастлив как никогда. Он словно бы вернулся домой после долгих странствий. Он сразу же приступил к преподаванию и взял на себя положенные по должности административные обязанности; кроме того, как профессору факультета английского языка в Оксфорде, ему теперь приходилось вести напряжённую светскую жизнь в стенах университета. Он должен был посещать званые обеды, представляя свой факультет, принимать высокопоставленных гостей и активно участвовать в политике колледжа. В противном случае о нём сложилось бы неблагоприятное мнение. Сверх того, ему ещё предстояло подыскать дом для своей семьи, но эта задача, в отличие от возложенных на него новых обязанностей, была, по крайней мере, привычной.
В конце 1925 года Толкиен нашёл просторный, комфортабельный дом — строение №22 по Нортмур-роуд, чуть к северу от центральной части города, где высились величественные здания университета. Перед домом был большой красивый сад. Стебли роз увивали дверь парадного хода, а от двери к зелёной, тихой улице вела извилистая дорожка, вымощенная камнем. Для семьи с маленькими детьми это место подходило идеально. И вскоре после Рождества Эдит с восьмилетним Джоном, пятилетним Майклом и годовалым Кристофером въехали в новый дом. Наконец-то жизнь их вошла в полосу стабильности. На Нортмур-роуд Толкиены прожили вплоть до 1947 года, сменив за это время место жительства всего один раз — в 1929 году они перебрались в дом №20 по той же улице, который купили у издателя Бэзила Блэкуэлла.
Нортмур-роуд почти не пострадала от немецких бомб во вторую мировую войну, так что облик её практически не изменился по сравнению с тридцатыми годами. Дома №№ 20 и 22 и по сей день выглядят так же, как в те времена, когда здесь обитало семейство Толкиенов. На Нортмур-роуд и поныне снимают жильё многие сотрудники университета со своими семьями, хотя мало кто из них задерживается здесь на такой же долгий срок, как Толкиены, прожившие на этой улице два десятка лет. Дом №20 — асимметричная постройка с гравийным двором — ещё просторнее, чем №22, но уступает ему по красоте, хотя пышная растительность в саду спасает дело.
С переездом в Оксфорд весь образ жизни Толкиенов существенно изменился к лучшему. В прошлом остались тесные домишки и грязные улочки северного промышленного города. Эдит наконец-то почувствовала, что они обрели идеальный дом, а её муж — идеальную работу. Толкиену же теперь не приходилось терпеть угрюмый вид на кирпичную стену за окном кабинета, да и делить кабинет с коллегами больше не было нужды. Он ездил на работу на велосипеде. Маршрут его пролегал по тихим, зелёным переулкам, а затем — по широкому бульвару Сент-Джайлс, связывающему северную часть Оксфорда с центром. Факультет английского языка и литературы размещался в здании Мёртон-Колледжа, которое примыкает к угодьям колледжа Крайстч-Чёрч, раскинувшимся до самого Черуэлла. Летом колледжские парки радуют глаз красочным многоцветьем. Собрания в колледже проходили в мирной, степенной обстановке, за чаем с бисквитами.
Толкиен мгновенно вошёл в новую роль. По должности ему полагалось каждый год выступать с циклом лекций, а это не требовало серьёзной подготовки, так как курс, по существу, мало отличался от того, что был принят в Лидсе, где Джордж Гордон планировал занятия по оксфордскому образцу. Иногда лекции проходили в Пембрук-Колледже (к которому официально был приписан факультет), но гораздо чаще — в здании Экзаминейшн-Скулз на Хай-стрит.
Аудитории в Экзаминейшн-Скулз — просторные, с высокими потолками и пышным декором, с лепными колоннами и стенами, окрашенными в пастельные тона. Деревянные полы отзываются эхом на каждый шаг, голос лектора гулко разносится по всему залу. На лекциях по средневековой литературе и другим предметам, обязательным для всех студентов факультета, зал бывал полон, но иногда Толкиен проводил и занятия по спецкурсам с небольшими группами. Особым педантизмом он не отличался и часто отклонялся от темы, так что подчас студенты даже затевали с ним игру, пытаясь как можно дольше удержать профессора от обращения к учебному плану. Один его бывший студент вспоминал, что Толкиен в те времена походил на «безумного шляпника»: ему ничего не стоило прервать лекцию на полуслове и забормотать себе под нос что-то о гоблинах и эльфах.
Однако это не значит, что Толкиену не нравилось читать лекции. Напротив, внимание аудитории было ему приятно, и он радовался любой возможности выразить свои идеи. Питая к своему предмету глубокую любовь, он как никто умел заразить студентов своим энтузиазмом, и его страстные, энергичные речи надолго запечатлевались в памяти учеников.
Читать дальше