Джон Толкиен: Ofermod

Дж.Р.Р.Толкин

Ofermod

Эта пьеса, по объему несколько превышающая давший толчок к ее созданию отрывок из древнеанглийской поэмы, задумана была как пьеса в стихах и судить ее следует именно как стихи[2]. Но для того, чтобы оправдать свое место в "Очерках и Исследованиях"[3], она, как я предполагаю, должна по крайней мере подразумевать какое-то суждение о форме и содержании древнеанглийской поэмы (а также о ее критиках).

С этой точки зрения данная пьеса представляет собой, можно сказать, развернутый комментарий на строки 89 и 90 оригинала: "а se eorl ongan for his ofermode alyfan landes to fela lapere eode" -- "тогда эрл, подчинившись порыву неукротимой гордости, уступил землю врагу, чего делать не следовало"[4].

"Битва при Мэлдоне" обычно и сама рассматривается как расширенный комментарий на процитированные выше и использованные в пьесе слова старого ратника Бьортвольда[5] (312, 313), или как иллюстрации к ним. Это наиболее известные строки в этой поэме, если не во всей древнеанглийской поэзии. Однако несмотря на то, что это действительно великолепные строки, они, как мне кажется, представляют меньший интерес, нежели строки, приведенные мной в начале,-- во всяком случае, поэма теряет часть силы, если не держать в уме оба этих отрывка одновременно.

Слова Бьортвольда считаются самым совершенным выражением героического северного духа, будь то скандинавского или английского; это самая ясная и четкая формулировка учения о беспредельном терпении, поставленном на службу непреклонной воле. Поэму в целом называли "единственной чисто героической поэмой, сохранившейся в древнеанглийском поэтическом наследии". Однако учение это является здесь в столь незамутненной чистоте (близкой к идеалу) именно потому, что речь вкладывается в уста подчиненного, человека, чья воля направлена к цели, назначенной для него другим человеком; он не несет ответственности по отношению к нижестоящим -- только исполняет свой долг и демонстрирует преданность сюзерену. Поэтому личная гордость в его поступках отступает на задний план, а любовь и преданность оказываются на первом.

Дело в том, что этот "северный героический дух" никогда не является в первозданной чистоте: он всегда представляет из себя сплав золота с какими-нибудь добавками. Беспримесный, этот дух заставляет человека не дрогнув вынести, в случае необходимости, даже смерть; а необходимость возникает, когда смерть способствует достижению задачи, которую поставила воля, или когда жизнь можно купить, только отрекшись от того, за что сражаешься. Но поскольку таким поведением восхищались, к чистому героизму всегда примешивалось желание завоевать себе доброе имя. Так, Леофсуну в "Битве при Мэлдоне" соблюдает верность долгу потому, что боится упреков, которые посыплются на него, если он вернется домой живым[6].

Этот мотив, конечно, вряд ли выходит за пределы "совести": человек судит себя сам в свете мнения своих вождей, с которыми сам герой соглашается и которому полностью подчиняется; поэтому, не будь рядом свидетелей, он действовал бы точно так же. Однако этот элемент гордости, выраженный желанием чести и славы при жизни и после смерти, имеет тенденцию расти и становиться основным направляющим мотивом поведения, толкая человека за пределы бесцветной героической необходимости к избыточности -- к "рыцарству" (chivalry), "рыцарской браваде". Эта избыточность остается избыточностью и тогда, когда выходит за пределы необходимости и долга и даже становится им помехой, хотя современники ее и одобряют.

Так, Беовульф (если судить по тем мотивам, которые приписал ему создавший о нем поэму древний исследователь особенностей героически-рыцарственного характера) делает больше, чем того требует необходимость, отказываясь от оружия, чтобы придать борьбе с Гренделем больше чисто "спортивного" интереса; этот поступок добавляет ему личной славы, хотя при этом подвергает его ненужной опасности и ослабляет шансы освободить данов от невыносимого чудовища, которое повадилось к ним во дворец. Но Беовульф ничего не должен данам: он стоит на определенной ступени иерархической лестницы и не имеет никаких обязательств по отношению к нижестоящим, зато его слава -- это одновременно и слава его родного племени, гитов; к тому же прежде всего -- по его собственным словам -- его героическое деяние {i}послужит{/i} к вящему прославлению владыки, которому он {i}служит,{/i} Хигелака. Однако Беовульф не расстается с рыцарской бравадой и продолжает демонстрировать "избыточность" героизма даже в старости, когда он становится королем, на котором сосредоточены все надежды его народа.