Дэйв Кинг: King of Russia.Один год в российской Суперлиге

Переводимые им слова могут быть теми же самыми, но сможет ли он передать мои эмоции или интонации? Скорее всего, нет. Некоторым образом, мне придется активнее использовать жесты, чтобы по рукам и выражению лица игрок мог визуально дополнять воспринимаемую информацию. Я сказал себе: «Когда я буду выделять что-либо в своих словах, передаваемых через переводчика, хоккеист должен видеть мое лицо, смотреть мне в глаза и воспринимать язык жестов.

Когда я работал тренером в Германии, я постоянно ловил себя на словах: «Вот делают в НХЛ» — что, конечно, будет неправильно здесь. Здесь мне потребуется отделить те вещи, которые я, как я полагаю, смогу изменить, от того, что не смогу — и потом просто относиться к остальному с юмором и не беспокоиться по этому поводу. Я уже знал, что буду в некотором шоке, в плане хоккейной культуры. Например, я увижу врачей, делающих хоккеистам уколы или дающих им те или иные таблетки. Венсан Рьяндо, бывший вратарь St. Louis Blues, играл за «Ладу» (Тольятти) и однажды рассказал мне, что, когда бы врач команды ни заходил в раздевалку, он старался уйти в другую сторону — потому что они всегда пытались что-либо дать ему, таблетку или инъекцию, при этом не говорили, что это всё было. Мне будет очень заманчиво посмотреть, какие вопросы я таки буду задавать, а какие моменты я готов проигнорировать.

9 июля

Через несколько дней мы отправляемся в Гармиш-Партенкирхен, Германия, потренироваться пару недель в условиях высокогорья. Это даст мнe возможность лучше понять состояние команды. Откровенно говоря, после трех дней занятий на льду впечатления у меня не очень. В мою бытность тренером канадской сборной я бывал здесь минимум два раза в год и знаю, как было дело в прежние годы — во времена Советского Союза, не России, когда тренеры держали все в ежовых рукавицах — отнюдь не в бархатных перчатках. Тогда графики их тренировок были настолько жестко выстроены, что уже к августу их команды были в такой же форме, как в середине сезона, и нашей сборной приходилось играть на максимуме своих возможностей, чтобы быть в состоянии хотя бы минимально противостоять. Я прекратил свои регулярные приезды сюда в 1992, когда начал тренировать Calgary Flames, и с тех пор был здесь только один раз — на чемпионате мира 2000 г. в Санкт- Петербурге. Даже тогда произошедшие на всех уровнях изменения — политические, экономические, социальные — просто ошеломляли.

В политическом плане изменения начались еще в конце 80-х: glasnost и perestroika — вот самые ходовые слова, которыми характеризовалась постепенная эволюция от коммунизма к капитализму. За период времени с прихода Михаила Горбачева к власти в марте 1985 до того момента, когда он, под Рождество 1991 г., власть потерял, поменялось все. Некоторые сравнивали Москву середины 90-х с Чикаго времен Аль-Капоне или с Диким Западом — из-за насилия, преступности и беззакония, пронизавшего все общество, постоянно изменяющееся и эволюционирующее.

В плане хоккея тоже произошли большие изменения, и во многих случаях — почти по полному кругу. Вплоть до падения коммунизма единственным способом, которым советский хоккеист в расцвете сил мог перебраться в НХЛ, было бегство. Горстка людей пошли таким путем, самый известный пример — Александр Могильный в 1989 г., но большинство русских приехало только с начала 90-х, когда ручеек российских хоккеистов превратился в настоящее русское вторжение. Сергею Федорову был только 21 год, когда он в 1990 г. сбежал с Игр Доброй Воли прямо в расположение Detroit Red Wings (и через семь лет, вместе со своими соотечественниками Игорем Ларионовым, Славой Козловым и Владимиром Константиновым привез Кубок Стэнли на Красную площадь). Год спустя, в 1991, приехал Павел Буре и в 21-летнем возрасте сразу стал обладателем приза лучшему новичку года в НХЛ.

Российское представительство в НХЛ стремительно увеличивалось, но очень немногие задумывались об оборотной стороне медали — о том, насколько исход русских опустошил их собственные лиги. В течение нескольких лет российская топ-лига состояла только из старых и совсем юных игроков — и никого между ними. Дмитрий Юшкевич, бывший защитник Торонто и Филадельфии, рассказывал мне как-то, что его товарищи в Череповце, с которыми он вырос и которые остались дома, когда он в 1992 г. уехал в НХЛ, зарабатывали в те дни настолько мало, что им приходилось буквально рыбачить, чтобы их семьям было чего поесть на ужин.

В те первые, пробные, годы по дороге к капитализму в их обществе всё было так тревожно и нестабильно, что это, честно говоря, внушало мне опасения. В те дни правил хаос, и даже теперь Линда и я серьезно рассматривали вопрос безопасности, взвесив все за и против, прежде чем браться за эту работу.