Вадим Фролов - В двух шагах от войны

— Боже мой! — с отчаянием сказала Людмила Сергеевна, а кто-то из стоявших вокруг ребят громко всхлипнул.

«Вот она, Арктика, вот она, война, вот она, наша яично-птичья экспедиция», — думал я. У нас у всех словно отнялись ноги. Только Арся встал с койки и ушел на берег. Я было хотел пойти за ним, но Людмила Сергеевна остановила меня. И правильно сделала — чем я мог утешить его, когда меня самого никто утешить не может?

А когда часа через три пришли встревоженные Прилучные и Василий, отвернувшись в сторону, стал рассказывать им, что он видел, я не смог вынести этого, я не мог видеть глаза Ивана Ивановича и склоненную голову Вани. Я ушел на обрыв и сел там рядом с Арсей. Лицо Арси было страшным. Мы молчали.

…Через два дня пришел на «Альбатросе» Громов. Людмила Сергеевна совсем извелась за эти дни.

Громов слушал ее сбивчивый рассказ и только крякал надсадно. Он неловко погладил ее по голове и сказал сурово:

— Держись, комиссар, держись. Это война… И враг такой… А-а, что говорить — сами понимаете, ребятки.

— Понимаем! — твердо сказал Антон.

Арся сильно стиснул мое плечо и спросил тихо:

— У тебя цело то письмо от Иры?

Я кивнул — это письмо всегда было со мной в кармане куртки.

— Читай, — сказал Арся, — а не можешь — давай я.

— Нет, я сам!

Я достал Ирино письмо. После моего купания многие слова расплылись, но это было неважно — я знал письмо наизусть. И я его прочел. Всем.

Ребята долго молчали. Потом Громов сказал:

— Ничего я вам говорить не буду. Все, что надо, девочка эта, Ира, сказала. — Он еще помолчал немного и медленно добавил: — А товарища вашего Саню Пустошного мы похоронили на высоком берегу. Чтобы море видел. По-военному похоронили, с почестями. И залп был. Над могилой гурий [42] Гурий — пирамидка из камней, служащая опознавательным знаком. насыпали и пирамидку поставили с надписью: «Погиб за Родину». Так вот… И Марью Прилучную с робятишками тоже не забудем… Нет! Не забудем!

— Не забудем, Афанасий Григорьевич, — сказала Людмила Сергеевна за всех за нас.

— А теперь, — сказал Громов, — теперь нам жить дальше надо, работать надо. И, — он хмуровато улыбнулся, — и не пищать! Да! Еще вот с жуликами вашими решим, значит, так…

— Чего там решать-то?! — мрачно сказал Колька Карбас. — Стрелять их надо!

— Ишь ты, быстрый какой, — рассердился Громов, — так уже сразу и стрелять! Глупые они еще, молодые…

— А мы не молодые? — спросил Толик.

И тут все закричали наперебой:

— В тюрьму их!

— Чего с ними нянчиться?!

— Опозорили всех!

— А ну, тихо! — крикнул Громов. — Два человека всех, кто работал честно, опозорить не могут. Этих двоих мы с комиссаром тож не доглядели. И наша вина тут есть. Решаем так: Петра Иванова отправляем на Большую землю — пусть с ним там разбираются, за ним еще старые грехи тянутся. А Морошкина… Морошкина оставляем здесь. Вы его воспитывайте, чтоб человеком стал.

Ребята снова взорвались:

— Не хотим!

— Не нужен он нам!

Людмила Сергеевна подняла руку и, когда шум стих, сказала холодно:

— Значит, расписываемся в собственном бессилии? Ну что ж, Афанасий Григорьевич, забирайте и Морошкина. Все равно ему здесь житья не будет. Злые они.

Мы все хмуро молчали. Потом Славка сказал:

— Да ладно, пусть остается. Только тогда и Шкерта оставлять надо. Витька-то подлее его.

Громов и Людмила Сергеевна переглянулись.

— Ладно, — сказал Громов, — ежели все согласные, значит, так и будет. Однако теперь вы за них в ответе. Так как — голосовать, что ли, станем?

— Не надо голосовать, — сказал Антон. — Пусть остаются.

И как странно: у меня, да, наверно, и не только у меня почему-то стало легче на душе. Не так-то просто решать судьбу человека, даже если человек этот оказался плохим и даже если идет война. И еще странно, что никто ничего не сказал о Ваське Баландине, а он стоял на отшибе, и отставленная в сторону нога его вздрагивала, а глаза были опущены к земле.

— Хорошо, — сказала Людмила Сергеевна. — Толя, приведи… арестантов.

И вот Шкерт и Морошка стоят перед нами. Шкерт, как всегда, руки в брюки и нахально посматривает на нас. А Витька отвернул морду в сторону и весь как-то скособочился.

Громов объявил им наше решение. И тут произошло неожиданное. Шкерт сплюнул и сказал громко:

— Ни фига я тут не останусь. Везите в Архангельск и сдавайте в милицию. Иначе все равно убегу. Вот у меня где ваша кайра сидит. — И он провел ребром ладони по горлу. — И милости мне ваши не нужны…