Эммануил Казакевич - Из дневников и записных книжек

1919

Он думал, что мир, как создан испокон веку, таков он и будет и есть. Это мир благополучный, веселый и главное - необычайно целесообразный. Все в нем устроено верно, так, чтоб людям, в частности ему - было хорошо (вернее целесообразно). Но позднее оказалось, что это не так. Он узнал тайну рождения. Умер отец, умерла мать. Из людей, казавшихся авторитетами, ничего не получилось. Нецелесообразность жизни стала ясной. И только гораздо позднее он понял, что она целесообразна, но целесообразностью высшей, не на человека рассчитанной, а на всю природу.

Тайна рождения, узнанная им в детстве, и тайна смерти (при смерти отца) - эти 2 тайны нанесли непоправимый удар его блаженному представлению о целесообразности жизни и справедливом устройстве мира.

Ревность - чувство стихийное и, может быть, уподоблено весеннему паводку или лавине. Для того, чтобы ревновать, вовсе не нужен Яго, клеветник и интриган. В этом отношении "Зимняя сказка" вернее передает возникновение ревности, чем "Отелло". Причины здесь не нужны, ибо отсутствует логика <...>

10.III.51, дер[евня] Глубоково.

Обе бригады - глубоковская и сингирьская - собрались праздновать 8 марта. Позвали меня. Пили, пели, плясали до упаду. Женщины большей частью пожилые, порядком измотанные <...> (почти все вдовы). Но энергии много и много неизрасходованной неясности. Плачут потихоньку от жалобных песен.

Молодых женщин и девушек - очень мало, почти нет: они учатся в городе или работают там же, в Вязниках, в Мстере - ткачихами, фельдшерами, счетоводами, учительницами и т. д.

Зато в субботу молодежь появляется в деревне. Это приходят дети колхозников - рабочие, служащие и студенты - на воскресный день. Все оживляется. Топятся бани. Молодые русые девушки в валенках на босу ногу (полные колени поблескивают в промежутках) идут к колодцу, помогают родителям в хозяйстве.

<����Начало апреля 1951 г., Глубоково.>

Бюро РК ВКП(б) утверждает тракторные бригады к посевной кампании. Ребята - крепкие, с открытыми и хитроватыми лицами, в замазанных мазутом ватных костюмах. Так много молодых мужчин вместе я, находящийся в деревне, давно не видел: там все бабы да бабы. На вопрос Бориса Васильевича о настроении каждый бригадир чуть-чуть улыбается и, медленно вставая, отвечает с неким детским самодовольством и самоуверенно:

- Хорошее.

Или:

- Боевое.

Некоторые, из тех, что были в армии, встают быстро и по-военному (их сразу отличаешь). Приятно смотреть на них. У них - почти без исключения умные, выразительные лица. Много красивых парней.

<...> Беседа с бабами, сушащими зерно на асфальте шоссе. Это четыре женщины - одна старушка лет 55, остальные - от 38 до 45. Вокруг дети. Дети - 10 - 12-летние, матери выглядят значительно старше своих лет. Все молодые - вдовы, мужья погибли на войне. Все - умные, даже мудрые, простонародной, хорошей житейской мудростью. И хотя очень бойки, и в карман за словом не лезут, но в то же время покорны. Да, покорны. Вот примеры: Б. В. спрашивает их, как они смотрят на то, что у них собираются отрезать приусадебные участки с 0,40 до 0,25, да еще 0,15 из них отвести в полях, не при доме. Они мнутся и говорят, что, дескать, да, решили так; конечно, трудно с малыми детьми обрабатывать свои участки далеко от дома; но что, мол, сделаешь? Б. В., который уже знает о письме ЦК, отменяющем левацкие на этот счет установки, говорит, что все останется по-старому. Они рады.

Потом он спрашивает, как они оценивают сселение (тоже отмененное уже тем же письмом ЦК). Они покорно говорят, что-де решили и это. "А вот как будет с моим домиком-то, - говорит та, что постарше, - совсем же развалится. Думала его крыть железом и подремонтировать, да вот приходится его переселить". "Можете ремонтировать, никуда вы не переедете", - говорит Б. В. (Кстати, он необычайно и даже наивно рад тому, что может им сообщить "благие вести".)

Они очень рады такому обороту дела, и тут только одна из них (сильная, большая, самая молодая, в матерчатых валенках, с крупными, могучими икрами, еле влезающими в эти валенки, говорит чуть застенчиво: "Конечно, наша Лихая Пожня (так называется деревня) такая красивая, разве есть лучше деревня по всей шоссе!" "Тут военные в войну проезжали, говорит старуха, - они все говорили, что наша деревенька лучше всех". "Место высокое", - говорит третья. "Всюду деревья растут", - говорит четвертая.

То ли от возраста, то ли от того, что это в самом деле трогательно, я растроган немного и уезжаю молча.

<7 апреля 1951 г., Вязники - Владимир.>