Вокруг собирался народ. Послышались одобрительные восклицания. Андрей Цымбал похвалялся, что это он завербовал Васю в свою роту еще в госпитале, где они лежали рядом на койках.
— Можешь рекомендовать этого товарища к нам в отряд? — кивнул я на обнаруженного в машине «зайца».
— А как же? Это же наш…
Вася вдруг запнулся, так как парень в валенках из–за моей спины делал ему какие–то загадочные знаки.
— В чем дело? — спросил я парня.
Но Вася уже оправился:
— Он тоже, как и я, подрывник. Несколько эшелонов имеет на своем счету.
— Шесть эшелонов, — словно суфлер из будки, подсказал Николай Сокол из–за его спины.
— Что–то они хитруют, товарищ командир, — шепнул мне Кожушенко, рьяно выполнявший обязанности начальника колонны.
Мне и самому ясно было, что хлопцы что–то затеяли, но это наверняка одна из тех забавных и безобидных партизанских хитростей, которых не следует опасаться. «Вообще–то надо будет расспросить при случае построже, попридиристей», — отметил я в памяти мимоходом и, махнув рукой, сказал начальнику колонны:
— Действительно, на месте придется разбираться. А теперь — в путь.
Раздалась команда: «По ма–ши–нам!». И, направляясь к одной из них, я заметил, как важно, с чувством собственного достоинства, шел по мостовой складный маленький боец Вася Коробко, а рядом с ним вприпрыжку, мелкой рысью, немножко нагибаясь, пришлепывал валенками его подопечный — Сокол. Они вместе забрались в кузов машины. Сел и я в кабину грузовика, устраивая меж ног автомат и немудрящие фронтовые пожитки. А еще через минуту подбежал лейтенант Кожушенко, форсисто «козырнул» и попросил разрешения двигаться.
Движение по улицам города шло рывками. На перекрестках машины, сгрудившись вплотную, напоминали хребтиной своих затянутых брезентом кузовов и сомкнутых в единую цепь колес какого–то допотопного ящера. Затем по сигналу регулировщиков они снова растягивались. И лишь когда мы вышли на ровный, как стрела, Брест–Литовский проспект, колонна стала набирать темп… Четырнадцать грузовых машин везли около сорока тонн боеприпасов. Пять пушек прицеплено было к мощным «студебеккерам». И около ста человек лихих как на подбор, бывалых партизан запели песню.
По свежему впечатлению на ум пришли люди, с которыми только что разговаривал: лейтенант Кожушенко, Вася Коробко, Николай Сокол. И мысль сразу побежала от них к тем, чьими представителями были они в нашем отряде.
Черниговские партизаны! Мы с ними встречались дважды. Мимоходом — во время рейда к Днепру осенью 1942 года (тогда не было времени для налаживания долговременных связей и длительной устойчивой дружбы; лишь наши разведчики и дозорные на заставах Федорова и Попудренко успели встретиться, наскоро обменяться новостями и тут же заспешили каждый своей дорогой). И второй раз — на Припяти в апреле 1943 года; эта встреча была уже продолжительнее.
В Киеве я узнал о героической гибели Попудренко. Он был убит в Софиевских лесах и похоронен в селе Николаевке. А Черниговщина к концу 1943 года полностью освободилась от противника, и оставшиеся в живых партизаны Попудренко стали как бы безработными. Нечего было удивляться тому, что такие «профессионалы», как Коробко и Сокол, рвались к нам, двигавшимся вперед, на запад.
В конце Брест–Литовского проспекта, где–то возле Пересечения, колонна остановилась. Кожушенко решил еще раз проверить, все ли в порядке.
Выйдя из машины, мысленно прощаюсь с Киевом. С горы хорошо видна его западная часть — шоссе, вплоть до привокзального базара, и сразу — бульвар Тараса Шевченко, со стройными тополями.
— Ну что ж, до свидания, Киев, — вздохнул я и нащупал конверт, зашитый в подкладке кителя.
Это налетевшее на меня, как осенний ветер, чувство разделяли в колонне многие. Лишь хлопотливому Кожушенко было не до лирики. В который раз он требовательно осмотрел колонну и, всем своим нахмуренным видом заставив военных шоферов подтянуться, скомандовал на кавалерийский манер:
— Походной автоколонной… интервал между машинами пятьдесят метров… начальник колонны впереди, помощник — в замыкающей машине, марш–марш!
Колонна трогается опять и вскоре сворачивает на север, вправо от Брест–Литовского проспекта. Мысли летят, обгоняя одна другую. В памяти возникают отгремевшие бои, принесшие славу партизанским друзьям — командирам, бойцам… Мы держим курс на знакомые места. Впереди — Дымер и Дымерские леса, в которых весной 1943 года на этой же вот шоссейной дороге рота Пятышкина взорвала мост. Слева от нашего маршрута, на Тетереве, угадывалась знаменитая Блитча — там мы вели бой с частями киевского гарнизона, брошенными против нас обер–гаулейтером Зоммером. Впереди — Иваньковский мост через реку Тетерев, сожженный нами при помощи немецкой кинопленки. Интересно будет посмотреть на него при дневном освещении…
Читать дальше