Федор Раззаков - Андрей Миронов - баловень судьбы

Роль Чацкого стала для Миронова в каком-то роде переломной. Долгое время артист воспринимался публикой исключительно как комедийный актер, как баловень судьбы. Однако сам Миронов этим типажом сильно тяготился и делал все возможное, чтобы его разрушить. В театре это началось в конце 60-х – с Жадова в «Доходном месте» и Вишневского в «У времени в плену». Этот процесс обрел свои еще более четкие очертания в 75-м, когда Миронов сыграл на телевидении две роли из разряда классических – Грушницкого в «Страницах журнала Печорина» и Вязовнина в «Возвращении». Через год к этому списку добавился и Чацкий. Как пишет А. Вислова:

«Ко дню премьеры „Горе от ума“ в Миронове произошел необратимый перелом. Прежде веселого, неунывающего и дерзкого Миронова мы уже не увидим никогда, лишь его отблески будут иногда вспыхивать то в однй, то в другой роли. Отчасти этот перелом объяснялся естественным переходом от молодости к зрелости, но в гораздо большей степени сменой общественных настроений, системы ценностей, а с ней и системы эстетических координат. Искусство входило в берега жесткого языка и вместе с тем подчеркнутой неустроенности, неопределенности, в известной мере неприкаянности. Что-то необратимо изменилось к тому времени во всей нашей жизни. Бескорыстные высокие идеалы „шестидесятников“ исчезли навсегда в тумане меркантильности „семидесятников“ и еще более корыстных „восьмидесятников“. То, что историк Михаил Гефтер определил как „третий момент застоя“, при котором мы с невероятной быстротой стали превращаться в общество потребителей. В данном общественном климате позиция борца мало что меняла. Да и, повторяю, Миронов не был борцом по своей природе…»

13 декабря Миронов играл в «Маленьких комедиях…», 15-го – в «Клопе».

В те самые часы, когда в «Сатире» шел последний спектакль, по ТВ, в 19.55, началась премьера водевиля Леонида Квинихидзе « Небесные ласточки», где Андрей Миронов сыграл роль композитора Селестена.

До конца года Миронов сыграл еще в четырех спектаклях. 20 декабря это были «Маленькие комедии…», 26-го – «Таблетку под язык», 27-го – «Женитьба Фигаро», 29-го – «У времени в плену».

1977 годначался с « 12 стульев»: 2 января ТВ устроило премьеру первых двух серий телефильма Марка Захарова. Время показа было выбрано самое удачное: 18.35–21.00. Самое удивительное, что Миронов мог бы эту премьеру не увидеть, поскольку у них с Голубкиной… не было телевизора. Но помог случай: в те дни они чуть ли не ежедневно бывали в гостях у своих многочисленных друзей, где такой предмет, как телевизор, был непременным атрибутом домашнего интерьера. Две заключительные серии фильма Миронов тоже смотрел «на выезде» – их показали в выходные 8–9 января (в 19.40). Скажем прямо, многочисленную аудиторию фильм разочаровал. Во-первых, он был полностью решен в театральной манере (снимался исключительно в павильонах), во-вторых, в нем не было той эксцентрики, которая так пленили публику в экранизации бессмертного романа, предпринятой шестью годами ранее Леонидом Гайдаем. И, наконец, в-третьих – Миронов играл Бендера-философа, а зрителям хотелось увидеть Бендера-проныру. Единственно, что покоряло в этой телеверсии, – замечательная музыка и песни Геннадия Гладкова и Юлия Кима в исполнении Миронова.

Много позже критик Валерий Кичин так отозвался о мироновском Бендере: «Бендер – из тех ролей, которые Миронов не мог не сыграть. Тут, кажется, все совпадает: природная элегантность, эстрадный лоск, брызжущая талантливость и даже несомненный авантюризм, занятно перекликающийся со столь же несомненной рисковостью художнической натуры актера. Не случайно Миронов принадлежит к тем немногим мастерам, которые в кино предпочитают все делать сами, всегда в отличной физической форме и гонят саму мысль уступить опасную сцену каскадеру…

Возвращаясь к «12 стульям», надо отметить, что картина в целом обидно не получилась – как-то не хватило заряда на несколько серий, финал оказался торопливым и скомканным, уже без особой фантазии излагал общеизвестные события романа. Хотя запев был широк и обнадеживающ, ибо был несомненно талантлив. Получился же в фильме, и это бесспорно, – Бендер. Миронов играет здесь – при всем наборе легких и комедийных красок – драму очень талантливого человека. Еще в Геше из «Бриллиантовой руки» Миронов показал нам комизм мещанского идеала, если это идеал дурака. У Бендера этот идеал возведен в ранг философии, выношенной жизненной программы. Именно поэтому – драма. «Молчите, молчите, прошу, не надо слов, поверьте бродяге и поэту: на свете есть город моих счастливых снов, не говорите, что его нету…» – гипнотически уговаривает себя герой Миронова под звуки рокового танго. И «поэт» здесь вовсе не для красивого словца: Бендер действительно поэт «красивой жизни», певец индивидуализма и эффектных, головокружительных авантюр. Жизнь – игра, жизнь – представление, жизнь – спектакль, в котором Бендер – премьер, романтик и виртуоз: «О, наслажденье – скользить по краю, замрите, ангелы, смотрите – я играю! Моих грехов разбор оставьте до поры, вы оцените красоту игры!» Красоту игры мы тут вполне оцениваем, и Миронов нам в этом отменно помогает. Но ощущаем сполна и драму человека, не нашедшего себя в конкретной социальной действительности…»