Федор Раззаков - Андрей Миронов - баловень судьбы

Сели в такси, я умоляю Татьяну успокоиться. А она только и повторяет, как в затмении разума: «Я к Марку Захарову пойду! К Марку пойду, к Марку…» Кое-как довезла ее до дому, а утром звонок: «Ольга, дай мне твою машину. Я поеду жаловаться в министерство». У меня тогда «жигуленок» был с водителем. Вместе с шофером я поехала к ней. И опять мы по Москве два часа катались. И снова я ее уговаривала, но не отговорила. Она к Марку Захарову в Ленком ушла…»

Между тем декабрь начался для Миронова с «Клопа» – он играл его 1-го. Затем шли: 3-го – «Ремонт», 4-го – «Маленькие комедии…», 6-го – «Таблетку под язык», 8-го – «Ревизор».

10 декабря, вместо ранее объявленного спектакля «Женитьба Фигаро», была показана премьера спектакля « Горе от ума», где Миронов играл Чацкого. В остальных ролях были заняты: Анатолий Папанов (Фамусов), Татьяна Васильева (Софья), З. Матросова (Лиза), Александр Ширвиндт (Молчалин), Михаил Державин (Скалозуб), Ольга Аросева (Хлестова), Роман Ткачук (Загорецкий), Александр Левинский (Репетилов).

Первая рецензия на премьеру появилась в «Вечерней Москве». Критик Ю. Дмитриев так писал об игре Миронова: «В этом спектакле не звучат пламенные монологи. В герое Миронова нет ничего от романтизма. Это молодой человек, понявший, что проповедь рабства, служение не делу, а лицам отвратительна… При этом актеру совсем не обязательно становиться на котурны. Миронов этого и не делает, но он достаточно убедителен в своей ненависти к фамусовской Москве и в любви к Софье…»

За 50 лет существования Советской власти театр неоднократно обращался к бессмертной пьесе Грибоедова. Последним обращением, всколыхнувшим театральную общественность, была постановка «Горе от ума» в Ленинградском БДТ. На волне хрущевской оттепели Георгий Товстоногов поставил спектакль, где отчетливо звучал мотив расставания с романтическими иллюзиями (этот же мотив витал тогда и в обществе). Чацкого в том спектакле играл Сергей Юрский, который именно после этой роли проснулся знаменитым.

Плучек ставил «Горе от ума» уже иначе. Миронов играл Чацкого куда более спокойно (не становился на котурны), но идея была та же – умный человек в России по-прежнему не в чести. Это особенно было заметно в дни премьеры спектакля – вся советская пресса взахлеб писала о предстоящем 19 декабря 70-летии «дорогого Леонида Ильича». Думается, и сам Плучек не случайно выпустил спектакль аккурат за неделю до юбилея.

Много позже критик Л. Фрейдкина так оценивала идею этой постановки: «Играя Чацкого, Андрей Миронов не надевал очки, не подбирал особый грим, чтобы походить на Грибоедова. Он не отождествлял Чацкого с Грибоедовым, как делают иногда в школьных сочинениях. В исполнении роли раскрывалась вся якобы хрестоматийная, но до конца не разгаданная пьеса и сам автор с его надеждами, превратностями изменчивой судьбы, трагическими прозрениями…

Пьеса, втиснутая в фамусовский особняк, в события лишь одного дня, вмещала проблемы века – еще не остывший страх перед якобинской диктатурой, расколы и безверие в Петербурге, разжалование в солдаты, тайные собрания и даже Бейрона (Байрона), погибшего в Греции в год окончания «Горе от ума».

Актер интеллектуального склада, Андрей Миронов, изучив роль, ознакомившись с 1820-ми годами, выходил на сцену, осененный прочитанным, узнанным, продуманным. Так мне, по крайней мере, казалось.

Чацкий неотрывно наблюдал за всеми окружающими, ужасаясь пустоте, суетности их существования. Сам он чужд суете. Популярные, хлесткие реплики актер произносил без чрезмерных подчеркиваний. «Служить бы рад, прислуживаться тошно». Реплику завершает точка, а не восклицательный знак…

Не забыть, как Чацкий слушал разглагольствования Фамусова и Скалозуба – домашних, казарменных готтентотов. Их духовная нищета удручала. Взрываясь обличительным монологом, актер не ударял в набат, не бил тревогу, а тревожно размышлял…

На сцене Чацкий делил заботы, сомнения, надежды лучших людей из дворян. Мог ли при этом Андрей Миронов уйти от наших трудных, сложных 70-х годов? От наших Фамусовых и Молчалиных с их страстью к карьере, выгоде, стяжательству? Скверное, к сожалению, уцелело. Банкеты, награды, «обеды, ужины и танцы» кое-кому зажимали рты. Бессловесные были в большем почете, нежели правдолюбцы.

«Я ставил спектакль, опьяняясь гениальностью Грибоедова», – рассказывал В. Н. Плучек. Стародавнее театр воскрешал с точно угаданным чувством стиля, без скучной архаики и без нарочитого заострения «актуальности». Вековечный этический смысл «Горя от ума» постигался без назойливых намеков и сопоставлений…»