Пётр Вершигора - Люди с чистой совестью

Мы вскочили вслед за ним, пораженные одной мыслью.

— Семен Васильевич! Комиссар! Его атака! За мной!

И вся девятая, услышав имя комиссара Руднева, бросилась за Бакрадзе.

— Вперед! Вперед!

Рота пошла на прорыв. Но наша оборона оголилась в этом месте. В том, что девятая прорвет немецкие цепи, мы не сомневались. Но это будет через 15–20 минут. А сейчас? Войцехович, поняв сложность положения, уже подал команду связным боковых рот:

— Приказ: бегом! Командирам рот расширить прорыв и выходить за штабом и санчастью. Не терять видимости.

— Бери на себя управление, Вася! Штаб, санчасть — в прорыв! Вперед! За мной! Там комиссар Руднев идет на помощь!

Кажется, во всем отряде я был единственным человеком, не верившим в галлюцинации Бакрадзе. Но в пылу боя и я скомандовал санчасти и ротам: «Там комиссар!»

Через час мы, оставив прорванную немецкую сеть–ловушку далеко позади, вырвались лесом на север. Колонна наскоро построилась и уходила по бурелому, пыхтя и отдуваясь. Все устали. Но были веселы. На бегу мы встретились с группой, пришедшей нам на помощь. Это были 17 разведчиков во главе с помкомвзвода Тетеркиным и политруком Исацким; они оторвались накануне от Ковпака. Их появление сначала очень обрадовало нас.

Хлопцы докладывали на ходу:

— Вчера мы оставили Ковпака здесь. В лесочке. Возвращаясь, услышали бой и решили ввязаться.

— Значит, это Ковпак шел на север?

— Мабуть, он самый…

Значит, мы, сами того не зная, сунулись в ловушку, предназначенную Кригером для старого волка. Капкан щелкнул и прищемил хвост волчонку.

Я видел немые вопросы в глазах своих ребят: «Опять не комиссар?»

— Опять не комиссар! — угрюмо и печально сказал Володя Лапин Ане Маленькой.

— А где же он? — робко спрашивала она разведчиков, как будто они могли ей на это ответить.

Но комиссара не было с нами.

Хлопцы все более мрачнели, протаптывая тропу через бурелом.

И так это было обидно, что люди даже забывали радоваться скорой встрече с Ковпаком и своему спасению.

От Исацкого и Тетеркина мы узнали о происхождении пожаров.

Запросив на следующий день Большую землю о местонахождении Ковпака, я получил оттуда лаконичный ответ: «Действуйте самостоятельно. Строкач». Следовательно, нам нельзя соединяться с Ковпаком.

Еще добрые полторы недели топтались мы взад и вперед в районе Бучача и Монастырска. Это были как раз те самые места возле Старой Гуты, где полтора месяца назад мы похоронили Валю Подоляко. Я в первые же дни попытался послать к знакомому ксендзу агентурных разведчиков. Но ксендз, осведомленный лживыми сообщениями немцев о том, что Ковпак разбит в Карпатах, теперь не пожелал уже говорить со мной на том основании, что я — большевик.

Во время маневра из рощицы в рощицу мы наткнулись на действовавший в этих местах небольшой польский отряд. Полтора месяца назад действовал здесь польский отряд, но о нем не было сказано ни слова в те дни, когда монах Вацек делал для нас «вывьяд» по приказу ксендза.

Настоящий бой — с танками и пехотой — пришлось нам все же держать вместе с поляками.

Поляки прибыли под Старую Гуту вечером. Нам уходить не хотелось, тем более, что командир польского отряда пан Анджей обещал нам, в случае чего, «выдающуюся позицию». На рассвете мы заняли ее.

С трех сторон это было действительно очень удобное для боя место. Об этом же свидетельствовали старые окопы. Высота, на которой мы укрылись, была хорошо защищена с трех сторон. Только с четвертой, выходившей на горное плато, она была легко уязвима. Мы успокаивали себя тем, что все же лучше защищать одну сторону, нежели четыре.

Немцы двумя танками рассчитывали прижать нас именно с этой, четвертой, доступной танкам стороны.

В моем отряде сохранились еще две–три бронебойки. Одной из них мастерски владел Толька–ленинградец. Первым же выстрелом он поджег один танк.

— Горит, командир! — гаркнул он мне, стараясь перекричать шум боя. Я шел к нему вдоль старого окопа, но не успел: снаряд второго танка разбил в руках Тольки бронебойку и осколком снес ему голову.

Так погиб честной смертью солдата Толька–ленинградец, для которого долг, совесть и честь отряда были выше страха смерти.

Атака немцев на наше плато кончилась в сумерки. Они еще немного постреляли, а затем, бросив догоравший танк, отошли.

Была еще попытка забросить нам в тыл группу автоматчиков. Она просочилась к самому штабу, но без труда была сброшена вниз.