Пётр Вершигора - Люди с чистой совестью

И сейчас их привел к тачанке командира один из немаловажных компонентов военного дела — азарт. Я видел — это очень хорошо понимают Руднев и Базыма, А уже о Ковпаке и говорить нечего. Он умел иногда сам так зажигаться в бою, что и нам, людям помоложе, становилось страшновато… и завидно.

Я исподтишка взглянул на Ковпака. Накинув на плечи шубу, укутав ноги, он задумался, но чутко прислушивался к разговору командиров.

«Нужно, чтобы войсками перед большим делом овладевал азарт… Но как самому не поддаться этому чувству? Как обуздать его вовремя? Как нацелить в нужную точку?» — думал я, подходя к тачанке комиссара.

Семен Васильевич лежал на спине в своей любимой позе, подложив обе ладони под голову. Я тихо поделился с ним своими мыслями. Глядя в звездное небо, комиссар одобрительно улыбнулся.

— Да. Когда повоевавшие достаточно люди после передышки вновь слышат музыку боя, ими овладевает азарт, И знаешь, в этом нет ничего плохого. — Он сел, свесив ноги с тачанки. — А если во главе их толковые командиры, тогда войска выигрывают бой. Но это азарт солдатский, как говорят, тактический. Местный, частный и временный. Надо уметь оседлать это солдатское чувство, — но это уже качество командира.

— Наверное, есть азарт и большего масштаба?

Комиссар легко спрыгнул на землю.

— Обязательно есть. Хотя нащупать его неизмеримо труднее. А управлять им — и подавно. Дорогой мой! Он не в пафосе уничтожения, он — в мирной жизни, в пафосе созидания. И как раз это — главное.

Колонна с тихим шорохом подтягивалась с переезда и затихала за стоявшей на месте повозкой Ковпака. Теперь я понял: Руднев и Ковпак добиваются большего. Чутко прислушиваясь к звукам позади нас, комиссар продолжал:

— Нужно закрепить в солдате сознание своего превосходства над врагом.

— А у нас?

— И у нас тоже. Нужно, чтобы партизанами овладевал оперативный — рассчитанный на весь рейд — азарт! Он должен быть не просто солдатской лихостью, — это и до нас умели. Нет. Он должен быть страстью и любовью, стремлением осознанным.

— Сознательный азарт?

— Ну да, конечно же! Без сознательности, без понимания превосходства наших идей этот голый солдатский азарт — только пустая авантюра. Азарт, задор, рвение солдатское, основанные на большевистской сознательности, — это удар по врагу в полную силу. И сердцем и умом. Понятно?

— У фронтовиков это, вероятно, называется «развитие успеха»?

— Да. Только там успех развивают другие, свежие, только что двинутые в бой войска. Многие из тех, которые вырвали этот успех из цепких лап врага, уже лежат в земле.

— Ого. Значит, нашему брату в этом смысле легче? Развивают успех и пользуются его плодами те же, что и берут его с боя.

— Это как сказать… А в общем — верно.

— А если не взял?..

— Чего?

— Не развил успеха? Не взял верх над противником?

— А–а… Не взял — пеняй на себя. Лежи без успеха!

И комиссар, лихо сдвинув фуражку на затылок, быстро зашагал к «разведбогам».

И я подумал о той силе, без которой, несмотря на все его личное обаяние, Рудневу одному никогда не удалось бы гак гибко и чутко помогать Ковпаку в его боевых делах.

Горячо сказанное слово о большевистской сознательности и организованности не было для комиссара только словом. Внутренней своей убежденностью он делал его живым и действенным.

Комиссары батальонов, политруки рот и парторги, опиравшиеся на коммунистов и комсомольцев, на ротные организации большевиков, — вот в чем была сила отряда. А комиссар только был старшим и по стажу, и по опыту революционной борьбы коммунистом.

Я вспомнил рассказ комиссара о первых его шагах в революционном движении.

Юношеские годы у него были связаны с Ленинградом. Подростком, в начале первой мировой войны он приехал из Путивля в Питер на заработки. Первая работа его — он был посыльным на Русско–Балтийском заводе. Жил он у земляка Тверитинова. А Тверитинов был большевик–подпольщик.

— Поступил я на должность «куда пошлют». Была она удобной и для Тверитинова, — рассказывал как–то Руднев.

Будучи организатором подполья в одном из рабочих районов, Тверитинов разъяснял подростку Семену Рудневу смысл и задачи революционной борьбы.

Вручая ему впервые пачку маленьких бумажек, вкусно и остро пахнущих краской, Тверитинов сказал, ласково ероша черные вихры мальчугана:

— Раздувай пожар революции, Сеня!

Вначале осторожно и медленно подросток разбрасывал листовки в глухих местах. В следующий раз Тверитинов посоветовал ему заглянуть в хлебные очереди. Через несколько дней Сеня смело ходил по очередям. Он незаметно ронял листовки на тротуары, совал в кошелки, а то и просто давал в руки бедно одетым женщинам.