Григорий Коновалов - Былинка в поле

Кузьма завернул Библию в холстину, попросил Домнушку за печью, жену и сына простить его, как это делал он перед сном, но вдруг, встревоженный чем-то, раздумал спать и сел на лавку.

Василиса засопела и, тяжело топая по скрипевшим половицам, обошла кухню, без надобности переставляя посуду.

Кузьма с кроткой укоризной посматривал на жену грустновато-умными глазами из-под густых нависших бровей. Но только Василиса повела на него властным оком, он поднял брови, собрал на лбу глубокие морщины, и лицо его с пожелтевшей по краям бородой завиноватнлось приветливо.

Василиса пересчитывала деньги, разглядывая на свету каждую бумажку.

Кузьма, отвернувшись, глядел на свою тень по замерзшему окну.

- Помогай, отец, как концы с концами сводить, - сказала Василиса. - И что ты не налюбуешься мерзлым окном? Ну, чисто ребенок.

- Сводить концы? Разные они ныне: один кудельный, другой железный. Ума не приложу... Сынок, куда тебе столько книг? Раньше у благочинного меньше было, ей-ей.

- А без этих книг, батя, нельзя нынче ни жить, ни помирать, - уже как бы издали отвечал Автоном, расставляя книги по полкам, - слепым котенком не хочется тыкаться по углам. Знать надо, кто мы и зачем живем?

Родители, не примиряясь в душе с тратами, почтительно поддакивали авось сын выбьется, секретарем сельсовета станет.

5

В это время Фпена закончила опускание взятых с банной каменки камней-железняков в прорубь: если забулькает - свекровь попадется невесте ворчливая, а коль тихо уйдет на дно - ласковая.

Фиена повела девок под сарай, освещая путь фонарем.

Наряженные передниками овцы глядели на них, не понимая, почему им не дают спать этой ночью. "Стричь нас еще рано, озябнем, зачем же булгачат?" - недоумевали овцы в тревожной ночи.

- Девки, мне красная овца попалась, что это будет?

- Алтухов Семка посватает, он ры-ы-жий.

- Матушки, моему-то барану масти не придумаешь - багряный.

- Вдовец соломенный Степка Лежачий.

Перестали девки тараторить и хихикать, как только увидали Марькин передник на шее черного кобеля Наката. Марька открещивалась, робея снять передник.

- Не миновать тебе Автонома Чубарова. Пропадешь за ним: буран, одним словом.

- Дурочка, что ли, ты, Марька, неужели руками-то не чуяла, овцу илп собаку обряжаешь?

- Помню баранчик, рожки у него. А может, теленок, - недоумевала Марька. Давеча, повязывая передник, она чаяла и боялась, что попадется желтый барашек, масти Захара Осиповича Острецова, недобро перебившего однажды ее девпчью тропу.

В глубине сарая будто послышались шаги и сдержанный кашель.

- Замрите, - приказала Фиена девкам, - кажпсь, Автоном коням сено задает.

Фонарь прикрыла подолом юбки и, пригретая теплом, вспомнила озорную присказку: у царя Додона была дочь Алена, половпна брита, половина опалена. Какую берешь? - и засмеялась в рукав. Потом выпрямилась, подняла фонарь над головой.

- Чур, чур меня! - дурным голосом зашлась Фиена, пятясь.

Фонарь упал, угасая. Девки кинулись из-под сарая, спотыкаясь, давя друг друга в воротах.

С визгом залетели в избу перепуганные гадальщицы вместе с бесстрашной Фиеной. Не могла унять она дрожь в коленках и крикливо повторяла, что в углу сарая за коноплей стоит черный обличьем, на башке малахай из зайца. Манечка Шатунова уверяла Василису, что видела рогатого и черного на сеновале - трехпалыми ручищами вязал пырей в пучки. Лагутина Парушка узрела за куриным витым гнездом косматую старуху, чесавшуюся кленовым гребнем в лопату величиной. .По пятам поскакивала на карачках, щекотала под коленками Парушку до самых сеней и сейчас наверняка затаилась за дверьми.

Кузьма спросил Марьку, видела ли она.

- Вам поблазнилось, а тебя, Марька, крест оборонял.

Марька тоже видела, только чью-то широкую спину в

дубленой бекеше с каракулевым серым воротником.

- Не воры ли? - встревожилась Василиса, пряча деньги за поголешку чулка. А девки тут же подтвердили:

крались к амбару две воровски полусогнутые тени.

Автоном надел меховую безрукавку. Мать велела ему взять топор для обороны. Он усмехнулся, красуясь перед девками своей молодцеватой смелостью.

- Не улыбь, все может быть, и тати нощные, - сказал отец, - стоят с курком али с ломом у сеней.... только ты башку-то высунешь, прижелезят лоб. Сядь, сам я пойду.

Надену шапку на палку, хитровато - наружу. Покойный мой тятя...

Кузьма вскоре вернулся.

- Хворостины нет на вас, девки. Шляетесь без божьего имени, вот и блазнится. Идите по домам.