Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Неожиданно до меня стало доходить — я же играл роль сутенера! Она договорилась с клиентом о встрече, подошла с качком-сутенером, который остался ждать ее, и чуть что — в момент будет наверху… Так что, Лена — проститутка?

— Ты что, проститутка? — с интересом спросил я у Лены

— Как грубо, ты — провинциал! — захохотала Лена, — хорошо, я проститутка, а ты сутенер! А твоя Лорка — что, не проститутка, что ли? Тебя это устраивает?

Я начал думать, устраивает ли меня это. Допустим, я сейчас пошлю Лену подальше и уйду. Ясно, что и Лора перестанет со мной встречаться. А я к ней, в отличие от Лены, испытываю и душевное влечение. Что они обе, как и их подруги — все проститутки, мне, ослу карабахскому, давно надо было бы догадаться.

Я вспомнил, как недавно поздним вечером, когда мы с Лорой и Леной втроем развлекались, в дверь квартиры неожиданно позвонили два раза. Это — Лоре. Она быстро встала и, накинув халат, вышла открывать. Я замер, прислушиваясь, но Лена растормошила меня. «Это невежливо — раззадорил даму и прекратил!» — деланно разыгрывала какой-то спектакль Лена. Она вдруг стала настолько страстной, так сексуально постанывала и повизгивала, что я перестал прислушиваться и вплотную занялся Леной.

Прошло минут пятнадцать, и Лора вернулась, по дороге зайдя почему-то в ванную. Она даже не заглядывала за занавеску, которая отгораживала кровать от остальной комнаты.

— У меня голова болит! — заявила нам Лора, — я приму цитрамон и посижу у окна, а вы продолжайте без меня!

Когда очередной раунд с Леной был закончен, та встала и подошла к Лоре. Они зашептались, и я запомнил только, что Лора ответила Лене: «В темной».

Теперь мне все стало ясно. Какой-то нетерпеливый или пьяный клиент невовремя приперся к Лоре. Та не захотела его терять, и они сделали свое дело в темной комнате (без окон) для прислуги, которую использовала как чулан вся квартира. Дверь темной комнаты никогда не запиралась, и комната эта находилась прямо у входа. Помню, когда Лора как-то не захотела, чтобы соседка увидела меня, то она спряталась со мной в эту комнату, и мы вышли только тогда, когда эта соседка зашла к себе. Так эту комнату и называли — «темная».

Итак, я попал к проституткам. Плохо это или хорошо? С моральной стороны

— плохо, но ведь Травиата и Катюша Маслова — тоже были не лучшего поведения. Зато не будут требовать верности и женитьбы — это уже хорошо. Не забеременеют — это тоже хорошо, но могут заразить дурной болезнью — это плохо. Хотя я наблюдал, как Лена и Лора блюдут гигиену — и спринцовки разные, и пасты, и шарики… Даже огромную генеральскую ванну мы втроем «принимали» то с марганцовкой, то «метиленовым синим» — сильным антисептиком, придающим воде замечательный голубой цвет. А Натаха — доцент, и на тебе — заразила меня тривиальным триппером! Конечно же — с профессионалами лучше иметь дело, чем с неумехами-любительницами. И я понял

— это меня устраивает! Только одно неясно — для чего я им?

Этот вопрос я задал Лене. Она задумалась, но ответила доходчиво и без смеха.

— Эти клиенты — наша работа, для нас они — не мужики. Нам даже наплевать, молод он или стар, блондин или брюнет. Лишь бы не был больным, психом или страшным уродом, как Квазимодо. Лучше всего иностранцы — мы знакомимся с ними на выставках, у гостиниц, через подруг. Они чистые, много не болтают, и не обманут, как наши хамы. Но повторяю, клиенты — не мужики! А тебя мы любим, особенно Лора. Ты, правда, молодой, наивный и глупый, — не обижайся, но это правда, я же твоей науки не касаюсь! Но зато — не хитрый врун, и не подлый, как большинство вашего брата — мужиков! С тобой все можно

— ты не пойдешь хвастаться и болтать вокруг. Да и как мужик ты хорош — сильный, фигуристый, и в «этом» отношении — как племенной бычок, тебе и двух баб мало! — Лена захихикала. Ну, и защитишь бедных женщин, если надо будет!

Мы выпили виски «глухонемого» иностранца за наш симбиоз, и к вечеру, как верные друзья вернулись к Лоре. Так наша «развратная» жизнь продолжалась весь мой отпуск. Продолжалась она и после — я ездил в Москву каждую неделю — в четверг или пятницу выезжал, а в понедельник или вторник возвращался. Лекции у меня были во вторник, Ученые Советы и заседания кафедры — в среду. Так что, я управлялся. Науку я «делал» везде — и дома, и в Москве, и в поезде — голове-то думать не запретишь!

С Таней я встречаться перестал. Мы перестали звонить и писать друг другу, наша любовь умерла естественной смертью.