Юрий Медведев - Круг М. М. Бахтина. К обоснованию феномена

Еще в Витебске лекции по истории русской литературы XIX века (как следует из программ, опубликованных в «Записках Пролетарского университета») и XX века (как явствует из программ лекционных курсов в Институте народного образования [56] Звезда. 2006. № 7. С. 197–198. ) Медведев строил так, чтобы литература предстала в зеркале эстетики. Свой курс «Теории художественного творчества» он в 1920 г. начал читать «по приглашению Совета Государственных художественных мастерских» [57] Государственный архив Витебской области, ф. 204, оп. 1, д. 49, л. 107, 108. (мастерскими тогда руководили Марк Шагал и Казимир Малевич).

Теорию художественного творчества Медведев уже тогда строил на размежевании как с метафизическим, так и с эмпирическим направлениями, как теорию научную (опиравшуюся, в частности, на труды Веселовского, Потебни и феноменологов), рассматривая искусство как ценностно ориентированный эстетический феномен. Валентности «эстетического объекта» (понятие уже существовало у Христиансена [58] Христиансен Б. Философия искусства. СПб., 1911. ) у Медведева отданы «художнику-творцу» и «контрагентам творчества», носителям «оценки». Эстетическое пронизывалось социальным. Вероятно, это была еще недостроенная, становящаяся, но готовая к взлету теория художественного творчества. Пристальное внимание к жанру, его «эстетике и истории» служило надежным ориентиром в теории исторического развития литературы. [59] О том, что «наиболее часто мои мысли перекликаются с А. Н. Веселовским…», Медведев писал в упомянутой ранее анкете Зубовского института. В примечаниях к «Записным книжкам Ал. Блока» (1930) Медведев называет Веселовского «основоположником „исторической поэтики“» (с. 238), что не случайно контрастирует с концовкой статьи о Веселовском в «Литературной энциклопедии» (Т. 2. М., 1929. С. 201).

Будущая книга о формальном методе была не только «задана» временем, но и во многом уже «дана» ее автору в его собственных разысканиях и интуициях. Не случайно Бахтин, как само собой разумеющееся, назвал Медведева «теоретиком литературы» [60] Бахтин М. М . Беседы с В. Д. Дувакиным. С. 222. , имея в виду конкретную профессию, а не философское отношение к «теоретизму», которое у них совпадало.

На независимую общность интересов к проблемам «нравственной философии» указывает тема доклада Медведева «Тургенев как человек и писатель», прочитанного в ноябре 1918 г. [61] См.: Витебский листок. 1918. № 1036. Ср.: выступления М. М. Бахтина и М. И. Кагана в «Дне искусства» (Невель, 13 сентября 1919). Медведеву была важна методологическая правомерность этого сопоставления, существенного как в философском, так и в жизненно-практическом плане. Этой теме-проблеме он уделяет постоянное внимание в своих лекциях по теории художественного творчества («Художник и человек») и иных текстах.

Бахтин писал, что в основу трех книг — Медведева, Волошинова и его собственной о Достоевском — «положена общая концепция языка и словесного художественного творчества. <���…> Наличие творческого контакта и совместной работы не лишает самостоятельности и оригинальности каждую из этих книг». [62] Письма М. М. Бахтина // Литературная учеба. 1992. Кн. 5–6. С. 145; Москва. 1992. № 11–12. С. 176. Концепция зарождалась в Витебске, в беседах. Здесь наглядно проявилась та диалогическая поддержка , которую оказывали друг другу участники «Круга» и в которой, несмотря на самостоятельность суждений, все нуждались. Параметр общности между Медведевым и Бахтиным, который сейчас, когда уже обоих нет в живых, видится особенно отчетливо, — это новаторство, не ради новизны как таковой, чем порой грешили некоторые филологи, но обостренная «интенция на истину»: Бахтин создавал « первую философию», Медведев искал пути новой теории литературы. И начинал он тоже с первооснов: психологии творчества, генетического изучения художественных явлений (черновики А. Блока), истории литературы, а также проблем литературной критики, которую вслед за Аполлоном Григорьевым мыслил как «строгую философскую дисциплину». [63] Медведев П. Н. Неистовый Аполлон [Об Аполлоне Григорьеве] // Бессарабская жизнь. 1916. № 88. С. 2.

Изучению творчества Волошинова посвящены труды Д. Юнова и Н. Васильева. Широко известна фундаментальная работа В. Алпатова «Волошинов, Бахтин и лингвистика». Н. Васильев первым в России публично (правда, вслед деликатной позиции С. С. Аверинцева, направленной не на внушение, а на понимание проблемы) поднял вопрос об авторстве текстов, приписываемых Бахтину. [64] Васильев Н. М. М. Бахтин или В. Н. Волошинов? К вопросу об авторстве книг и статей, приписываемых М. М. Бахтину // Литературное обозрение. 1991. № 9. На последней конференции он «представил новые факты начала научной деятельности В. Н. Волошинова… Это дополнительно свидетельствует о том, что В. Н. Волошинов, как и П. Н. Медведев, были не „авторскими масками“ М. М. Бахтина и отнюдь не дилетантами в науке, играя важную посредническую роль между „марксистской наукой“ и М. М. Бахтиным, оказавшимся в маргинальном положении». [65] Тульчинский Г. Л. Уроки рецепции бахтинского наследия // Философские науки. 2011. № 10. Бахтин: проверка большим временем (Отчет о XIV Международной Бахтинской конференции) //Antropolog.ru. Монографии «Марксизм и философия языка» и ее автору Волошинову посвящена новая обстоятельная работа швейцарского профессора Патрика Серио (2010).