Обстановка требовала усиления мощи бомбового удара. Командование стремилось ввести в строй как можно больше экипажей. Был укомплектован «сборный» экипаж: летчик Федоткин, штурман Соснов, стрелок Реутов. Стрелком-радистом был назначен Максимов.
Экипаж этот нельзя было назвать удачным по составу. Федоткин летал редко и с большими перерывами, штурман часто не доносил бомбы до цели. Максимов отправлялся с ними на задание всегда с тяжелым сердцем. Из десятого вылета самолет Федоткина не вернулся.
Огонь с земли в районе цели был редким. Сбросив бомбы летчик сделал мелкий разворот с большим радиусом, штурман дал курс и… машина оказалась над крупным городом, из которого зенитная артиллерия открыла прицельный огонь залпами. Надо бы совершить противозенитный маневр, но командир корабля запоздал с этим. Первый залп, второй, третий… На четвертом залпе в самолет попал снаряд, мотор заклинило, винт остановился. Продолжая лететь со снижением дальше, натолкнулись на аэродром и там снова были обстреляны.
Дотянуть до линии фронта не удалось. Остановившийся винт создавал большое лобовое сопротивление, самолет неумолимо снижался, и экипажу ничего не оставалось иного, как выброситься на парашютах.
Через некоторое время в части была получена телеграмма, сообщавшая, что из экипажа Федоткина трое перешли линию фронта, а Василий Максимов выпал из самолета и погиб.
Для меня это был тяжелый удар, но бывший стрелок нашего экипажа Рогачев настойчиво повторял:
— Не верю! Не мог Вася погибнуть, не такой он человек. Да и вообще не мог он выпасть из самолета!
Предсказание Рогачева сбылось: через некоторое время Максимов вернулся в полк. Он после приземления попал к партизанам отряда Заслонова, и они помогли ему перейти линию фронта.
— Хватит. Будешь летать теперь только со мной, — сказал после этого случая Максимову командир полка Цейгин.
В середине сентября летал бомбить глубокий тыл врага Владимир Шабунин, имея на борту в качестве стрелка-радиста Рогачева. С этого задания самолет не вернулся.
С болью в сердце переживал я потерю лучших боевых товарищей: Робуля, Чижова, а теперь еще и Шабунина.
В скорбный список утрат едва не попало имя Максимова.
Василий Максимов получил распоряжение готовиться в полет на боевое задание с командиром полка Цейгиным.
На самолете Цейгина меняли моторы, и он решил лететь на машине командира 1-й эскадрильи Лобанова. В последний момент планы командира изменились, и он сказал Васе:
— Можешь идти на танцы, вылет отменяется.
Перед этим стрелок-радист Радкевич пожаловался Максимову как начальнику связи, что у него что-то не ладится с рацией. Проверка рации на земле ничего не дала, осталось неясным, почему она капризничает в воздухе.
— Товарищ подполковник, — попросил Вася, — разрешите тогда мне слетать с радистом Радкевичем, у него что-то не ладится.
— Хватит. Я дал себе слово, что, кроме меня, ты ни с кем на задание летать не будешь.
— Так я тоже дал слово Радкевичу. Разрешите?
— Ну, если ты уж так хочешь лететь, то полетим со мной, я сегодня буду тренировать молодых летчиков.
Максимов продолжал упрашивать.
— Ладно, лети, — сказал командир полка, пристально посмотрев на Максимова, словно прощаясь с ним.
Васе стало не по себе, он заколебался: может, в самом деле остаться и пойти с Цейгиным на тренировочные полеты? Но не отступать же, когда согласие уже дано.
И Максимов полетел на боевое задание с радистом Радкевичем, а командир полка стал готовиться к ночным тренировочным полетам.
Неисправность в системе связи Вася обнаружил в полете и устранил. Задание выполнили успешно. Но на обратном пути на Максимова навалилась непонятная тоска. Он всё вспоминал пристальный взгляд Цейгина. Максимову показалось, что его настойчивая просьба лететь на задание чем-то обидела командира.
А после посадки Максимову сообщили трагическую весть: командир полка Анатолий Маркович Цейгин погиб. На взлете самолет оторвался от земли, свечой пошел вверх и, потеряв скорость, упал и разбился.
Впоследствии высказывалось предположение, что летчик не отдал триммеры руля глубины, то есть не поставил их в положение, необходимое при взлете…
— Всю жизнь будет меня терзать совесть, — говорил мне потом Максимов. — Ведь я перед каждым взлетом осматривал из турели весь самолет: сняты ли струбцины с элеронов и руля поворота. Не поставленные для взлета триммеры я не мог бы не заметить…
Читать дальше