Степан Швец - Под крыльями — ночь

Из боевой тройки в 3-й эскадрилье теперь оставался один Гончаров. К тому времени он был уже одним из опытнейших летчиков полка. Ему поручались самые сложные задания, такие, как разведка погоды в плохих метеорологических условиях, нахождение и поражение точечных целей.

Я уже упоминал, что после того, как Шабунин не вернулся с боевого задания, фотографировать результаты бомбометания посылали Гончарова. Он, пожалуй, не уступал в этом деле Шабунину, привозил неплохие снимки. Привозил и пробоины в самолете, но всё-таки ему везло. Пятьдесят четыре боевых вылета совершил Гончаров, фотографируя цели. Это большой налет.

Война приближалась к своему завершению, наша победа была уже не за горами. Приближение победы чувствовал каждый воин. И вот в эти последние дни войны Гончаров не вернулся с боевого задания.

Это был его 161-й боевой вылет, второй в ту ночь. Полк бомбил скопление немецко-фашистских войск под Берлином. Гончаров должен был сфотографировать результаты бомбометания. Подкравшийся сзади снизу немецкий истребитель атаковал его. Самолет загорелся, вошел в пике. Летчику с трудом удалось выравнять его.

— Всем прыгать! — приказал он экипажу, но не услышал своего голоса: переговорное устройство вышло из строя.

Штурман открыл нижний люк и выпрыгнул. В это время пламя ворвалось в кабину летчика. Огнем обожгло лицо. Гончаров открыл колпак и вывалился из самолета.

Дернул за кольцо. Что-то долго нет рывка — парашют не раскрывается. А может, его отбило ударом о стабилизатор? Заведя руки за спину, Гончаров дотянулся до ранца и стал подергивать уложенный в нем парашют. Секунды тянулись как вечность. Вот наконец характерный рывок, и летчик повис в воздухе. С большим запозданием парашют раскрылся, а тут и земля.

Приземлился Гончаров на свежевспаханном поле, подтянул парашют, аккуратно сложил его, чтобы не было пузырей, — он всё любил делать аккуратно. Зарыл парашют и задумался. Жаль было самолет — очень летучий, легкий в управлении, послушный и еще совсем новый…

Что с экипажем — неизвестно. В том, что все выпрыгнули, он был уверен, но уж очень велик разрыв во времени. Товарищи далеко, он один-одинёшенек…

Неподалеку слышалась стрельба. Гончаров стряхнул с себя оцепенение и побежал к лесу — в противоположную от стрельбы сторону. До леса было около километра. Он бежал, а его преследовал запах горелого. Оказалось, продолжала тлеть куртка. Добежав до опушки, он присел, потушил огонь, отдохнул немного и углубился в лес.

Сзади послышался лай собак, и он ускорил бег. Собаки всё ближе, слышны крики людей. Погоня! Больше всего Евгений боялся быть затравленным собаками. Уж лучше смерть от пули.

Опасность приближалась. На небольшой высоте над головой пролетал самолет. Звук его моторов заглушал лай собак. Далеко ли? Но тут — непредвиденное: самолет сбросил единственную бомбу (может быть, она у него зависла), бомба разорвалась позади беглеца и, странно, — лай собак и крики вожатых прекратились. Для большей безопасности он продолжал бежать. Только бы не догнали…

Путь ему пересекала шоссейная дорога. Гончаров залег в кустах, отдышался и стал осматриваться.

По дороге изредка проезжали автомашины. Прямо над головой взлетали самолеты — где-то рядом аэродром. По ту сторону шоссе — чистое поле. Начинается рассвет. Гончаров решил передневать в молодом ельнике у шоссе, так как другого укрытия поблизости не было.

Куртку и брюки он вывернул наизнанку искусственным мехом наверх — под цвет весенней почвы. Осмотрел оружие. Оказалось, что пистолет без обоймы, она потерялась. Вставил запасную, поставил пистолет на боевой взвод и замаскировался.

Обожженное лицо болело всё сильней. Кожа покрылась волдырями. Чувствовал, что поднялась температура. Но ни разу не застонал. Лежал, осматривался.

Совсем рядышком находилась зенитная батарея, около орудий возились немцы. С наступлением утра движение по шоссе стало более интенсивным. Автомашины двигались в сторону Берлина.

К вечеру летчика начало лихорадить, хотелось пить. Лицо еще больше распухло. Едва стемнело, Гончаров подполз к обочине и, улучив момент, пересек дорогу. Долго полз по пахоте, затем поднялся и побежал.

Четверо суток пробирался Гончаров к линии фронта. Ночью шел, а с наступлением рассвета выискивал укрытие и ждал темноты. Местами он шел в полный рост, местами пригнувшись. Делал короткие перебежки, а затем залегал, прислушивался. Иногда двигался ползком, стараясь быть незамеченным.