Но вот появился инспектор АДД полковник Федяшин — «летчик с ног до головы», как его дружески называли у нас в части. Он разъезжал по полкам, тщательно изучал в летных книжках записи о проверке техники пилотирования, требовал выдерживать сроки проверки согласно инструкции, со многими сам поднимался в воздух. Федяшина знали и уважали.
Однажды он пожаловал к нам в полк. Он теперь уже не разъезжал, а «разлетывал», если можно употребить такое слово, — ему был предоставлен «персональный» самолет — маленький УТ-1. Как заботливо ухаживал он за этой бело-синей стрекозой! Едва Федяшин прилетал куда-нибудь, его самолет приводили в образцовый порядок, чистили, заправляли горючим, закрывали чехлами, и только убедившись, что его УТ-1 заботливо ухожен, инспектор отправлялся в штаб.
С летными книжками в полку оказалось всё в порядке, кроме… книжки самого командира полка, то есть моей. Посмотрев ее, Федяшин ужаснулся: за всю войну Швец ни разу не проверялся в технике пилотирования ни днем ни ночью. А вдруг что-нибудь случится? Немедленно в самолет!
Я был на аэродроме. Мне позвонили из штаба:
— Готовьте самолет к полету, полковник Федяшин будет вас проверять.
Делать нечего, надо подчиниться.
Самолет готов к вылету. Ждем. Тут же, неподалеку, стоит «стрекоза» Федяшина.
— Интересно, сколько времени займет этот экзамен? — поинтересовался я у летчиков. Они тоже ждали своей очереди на проверку техники пилотирования.
— Минут на сорок рассчитывайте, — ответил кто-то.
— Умноженное на три, — добавил Молодчий. — Знаю я эти сорок минут. Меня он промариновал в воздухе часа полтора… Да ты не унывай, что-нибудь придумаем, только далеко от аэродрома не уходи.
Что можно придумать здесь, на земле, когда я буду в воздухе? Я пропустил его слова мимо ушей.
Появился инспектор.
— Сколько будем летать, товарищ полковник? — спросил я.
— Это будет от вас зависеть. Минут сорок.
— Товарищ полковник, можно немножко полетать на вашем самолете? — обратился к нему Молодчий.
Что вы, избави бог! — воскликнул Федяшин. — И не думайте, и не пытайтесь, там всё засекречено, вы и мотор не запустите.
Мы взлетели. Началась проверка техники пилотирования. Правый разворот, левый, прямая… Ничего мудреного нет, скучно.
Где мы? — спрашивает через некоторое время инспектор.
— Идем параллельно посадочному знаку, вон слева аэродром.
Он взглянул на аэродром и…
Немедленно на посадку! Ах, черти полосатые, что натворили! Скорей на посадку!
Что, думаю, случилось? Вгляделся, а там на взлетной полосе стоит маленький бело-синий самолетик на носу, задрав хвост к небу. Скапотировал! Есть от чего прийти в отчаяние.
Я развернулся и начал заход на посадку, а инспектор места себе не находит:
— Безобразники какие… Пропал самолет. Ну, я их…
Сели. Заруливаю на стоянку.
Самолетик, как оставили мы его зачехленным, так и стоит на прежнем месте в нормальном положении, целехонький.
— Кто трогал самолет? — грозно спрашивает Федяшин.
— Какой самолет?
— Мой. Я сам видел, он стоял на носу. Вы видели? — обратился он ко мне.
Я что-то не обратил внимания. Не присматривался.
— Ничего не понимаю, — и Федяшин тщательно осмотрел свою «стрекозу». Ни малейшего изъяна, никаких повреждений…
Проверку техники пилотирования я прошел, таким образом, по «сокращенной программе». Во второй раз подниматься в воздух не имело смысла, и с разрешения полковника Федяшина я отправился по своим делам, а он остался выяснять отношения с Молодчим и его друзьями.
Летчики сознались, что пошутили: выкатили самолет на взлетную полосу и подняли хвост повыше, чтобы со стороны это выглядело как авария. Им, видите ли, хотелось облегчить участь командира полка, сократить время проверки. Федяшин ворчал, но совершенно беззлобно:
— Ах проказники, ах шутники! Вы же могли погнуть винт…
— А мы осторожненько, товарищ полковник.
Закончив проверку, Федяшин улетел в другие полки, а проделка летчиков еще долго оставалась предметом шуток.
В их озорстве было что-то детское. Наверно, этим сильным, мужественным людям, не раз глядевшим в глаза смертельной опасности, порой нужна была какая-нибудь разрядка…
Враг под большим натиском отступал всё дальше и дальше на запад, но конца войны еще не видно, и полк работал с большим напряжением. В полк вливаются всё новые боевые экипажи, но вызывает глубокое уважение боевая работа тех, у кого за 100, за 200 боевых вылетов, а они, не снижая темпов, продолжают летать. Это такие, как Александр Молодчий, Михаил Брусницын, Михаил Писарюк, Семен Нижнековский, Павел Тихонов, Николай Харитонов, Федор Титов, Владимир Робуль и другие. Ребята летали за себя и за тех парней, что не вернулись с боевых заданий.
Читать дальше