Александр Русов - Суд над судом - Повесть о Богдане Кнунянце

— Зачем, Лиза? Запонки, заколки. Ей-богу…

Армянин за прилавком терпеливо ждал.

— Покажите это, — обратилась Лиза к продавцу, указав на серебряную коробочку.

— Porte-monnaie, мадам?

Лиза кивнула, приняла из рук ювелира игрушку, нажала кнопку. Серебряный кошелек открылся. Внутри он был отделан карминово-красным шелком; две тонкие расходящиеся перепонки придавали ему сходство с пастью диковинной морской рыбы. Он был гладок, тяжел, и створки смыкались так же плотно, почти не оставляя шва, как раковина живого моллюска.

— Это портмоне подошло бы барышне.

— Ты можешь держать в нем деньги.

— Лучше я запрячу под эту подкладку прокламации, — шепнул он ей дурашливо. — Или вот!

Он достал бумажник и извлек из него небольшой плоский пакет.

— Что это?

— Память о давних занятиях химией. То, что внутри, я сам получил когда-то из нефти. Все думал: понадобится. Авось, пригодится и в самом деле. Смогу же я когда-нибудь возобновить свои химические опыты, — печально пошутил он и опустил пакетик в жаркое нутро кошелька. Лиза расплатилась, попросила не заворачивать и потянула Богдана к граверу, который сидел тут же, в соседней лавочке.

— Уж это совсем ни к чему, — пробовал сопротивляться он. — Хочешь снабдить меня паспортом для полиции?

— Не беспокойся, Богданчик, я все продумала. Он вырежет только две буквы — Б и Е или Е и Б — как хочешь. А еще лучше, пусть будет буква в букве. Поди догадайся.

Он послушно следовал за ней.

— Богданчик, милый, что с тобой? Ты не рад подарку? Где ты? Ты ведь сейчас не со мной. Или… тебе неприятно тратить на пустяки столько времени? — спросила она, и губы ее чуть дрогнули.

Он обнял ее, привлек к себе.

— Встрече с Миха ты куда больше обрадовался.

— Ну вот, пошли упреки. Хотя обижаться должен я: ты не проявила никакого интереса к моим занятиям химией.

— Пожалуйста, расскажи что-нибудь еще о том пакете. Открой его.

— Не подлизывайся.

— Ты стал невыносим. Сейчас же покажи, что там у тебя.

— Смотреть не на что, вроде толченого мела.

— Ты же сказал — из нефти.

— Собственно, в колбе я получил небольшие кусочки, и только малую часть растер в ступке. Пакетик не вызвал особых подозрений, а все остальное отобрали при очередном обыске. Если спрашивают, я говорю, что это порошок от головной боли. Проверять — большая волынка.

Они шли по Головинскому проспекту, обгоняя гуляющую публику. Вальяжный летний Тифлис был преисполнен того холеного изящества, каким всегда отличался в это время года. Богдан рассеянно оглядывал прохожих. Навстречу шел красивый русский парень в университетской тужурке. На какое-то мгновение Богдан задержал на нем взгляд. Высокий лоб, выразительно очерченные губы, большие внимательные глаза, как бы тоже на мгновение выхватившие из толпы небольшую фигуру бородатого карабахца, показались ему знакомыми. Пожалуй, они где-то встречались. То ли в Баку, то ли в Петербурге.

Их взгляды пересеклись.

Я хочу остановить этот миг, в котором затаилась моя судьба и судьба будущей книги. Высокий русский студент, идущий по Головинскому проспекту, и семейная пара навстречу. Нога двадцатилетнего студента, которому суждено стать другим моим дедом, замерла в воздухе. Еще мгновение — и он завершит свой шаг навстречу будущему, в котором встретимся все мы: он, я, Лиза Голикова, двоюродный дедушка Богдан, бабушка Фаро, дедушка Федя, прабабушка Сона и прадедушка Мирзаджан. Все мы получим приглашение на эту встречу.

«Кажется, в прошлом месяце вместе с Миха мы устраивали в его квартире собрание», — мимолетно подумал Богдан, тогда как уже другие прохожие попадали в поле его зрения, проплывая, как тени по стеклу, не оставляя следа. А Лизе казалось, что он ее больше не любит. Холодным стал, равнодушным, чужим, и бог весть, в чем причина такой перемены.

«Пусть бы уж скорее уезжал, — подумала она. Щемящее чувство тоски, отягощенности чем-то неведомым навалилось на будущую мать дядюшки Валентина. — Ведь это тюрьма его таким сделала. Нужно быть милосердной, понять, помочь…» Она с силой прижала к себе локоть мужа. Он обернулся, и вопросительная улыбка застыла на его лице.

Для массовки не хватало фигур. Для массовости. Массовитости. Слишком уж мало осталось живых следов. Сокрушающе мало. Поэтому поначалу я составил нечто вроде плана заговора, в котором должны были принять участие придуманные мной люди.