Александр Русов - Суд над судом - Повесть о Богдане Кнунянце

Теперь уже не могло быть сомнений, что именно впечатления первой армяно-татарской резни в Шуше и политические взгляды Богдана, достаточно определенно выраженные им в выступлениях на пятом, восьмом, шестнадцатом и ряде других заседаний II съезда партии, а также его статьи «Причины непрерывных рабочих стачек в Баку», «Новый разбой» и особенно «Некоторые вопросы нашей тактики и организации» заставили впоследствии бабушку не только в печати и на собраниях многократно высказываться по национальному вопросу, но также кричать и топать на меня ногами после той давней, ставшей притчей во языцех истории избиения Цисмана.

Тем временем, если судить по часам Богдана, лишь по моей вине отстающим от часов Фаро примерно на месяц, он со своей женой Лизой благополучно добрался до Тифлиса. На конспиративной квартире Серго Ханояна они встретились с Миха Цхакая, и встреча эта была столь теплой, если не сказать горячей, что все присутствовавшие на ней вновь увидели молодого, смеющегося Богдана, который, обняв Миха, кружился с ним по комнате в порыве бурной, неуемной радости. Будто не было никакой разлуки, долгих месяцев, проведенных в тюрьме. Они целовались и чуть не плакали. А потом до конца дня и весь вечер говорили о Лондоне, о Женеве, о парижском Лувре, о Нике Самофракийской и о Тернере, чей будоражащий воображение фантастический реализм запал в душу Богдана с первой поездки в Лондон в 1903 году.

Эта встреча произошла, видимо, как раз в те дни, когда бабушка, находясь в Шуше, предавалась марциальным занятиям с чугунной пушкой на колесах, стоявшей во дворе женского монастыря.

Вплоть до отъезда из Тифлиса по делам ЦК, вместе с Прокофием Джапаридзе, Миха Цхакая, Степаном Шаумяном и Суреном Спандаряном Богдан Кнунянц трудился в издававшейся на трех языках газете «Борьба пролетариата». Писал, редактировал. Но и полиция не дремала — продолжала писать и редактировать те бумаги, которые писать и редактировать ей было поручено.

«…По вновь полученным агентурным сведениям, Джугашвили был известен в организации под кличками „Coco“ и „Коба“, с 1902 года работал в социал-демократической организации… как пропагандист и руководитель I района (железнодорожного) в Тифлисе. Упомянутый в письме Гурген (старик Михо) — бывший учитель Михаил Григорьев Цхакая — издавна принадлежит к числу серьезных революционных деятелей, являясь центральной личностью среди националистов и местной социал-демократической организации. При ликвидации 6 января 1904 г. Тифлисской социал-демократической организации был застигнут во время обыска вместе с известным революционным деятелем Богданом Кнунянцем в квартире Аршака Зурабова.

После раскола 17 января 1905 года в Тифлисской социал-демократической организации Цхакая примкнул к фракции „большинства“ и 17 июля был на сходке „большевиков“ в квартире Бориса Леграна».

«23 августа. Богдан Мирзаджан Кнунянц. Бывший член комитета Московского (привлекался и судился, отбыл наказание); теперь здесь принимает близкое участие в местном комитете „большинства“».

Певучий стиль полицейской прозы заставил меня задуматься о той почти библейской интонации, в которой начинал Иван Васильевич свое повествование. Видимо, он намеревался написать нечто вроде жития, построить замкнутый четырехзвенный цикл, устойчивый в силу взаимного притяжения противоположно заряженных сторон: священник Тер-Месроп — его сын, бунтарь Иване — ненавистник церкви и почитатель всевышнего неистовый Мирзаджан-бек — и, наконец, химик-революционер Богдан Кнунянц. Замыкание неподатливой исторической линии в квадрат можно было осуществить только таким образом, ибо последующие поколения в силу ряда почти не зависящих от них обстоятельств выпадают из этой геометрической фигуры, в которой Богдан оказывается непосредственно сочлененным со своим прадедом, потомственным священником.

Перед отъездом Богдана из Тифлиса чета Кнунянцев отправилась к ювелиру на Головинский проспект. Вопреки насмешливым возражениям мужа, Лиза во что бы то ни стало хотела сделать ему подарок перед разлукой.

— Можно подумать, что мы расстаемся навсегда.

— Хочу, Джаник, чтобы ты всегда обо мне помнил. Пусть это будет талисман.

— От чего он должен меня уберечь?

— От тюрьмы, болезней и, конечно, от других женщин.

— Женщины угрожают скорее Саше Бекзадяну, чем мне.

Посмеялись. Долго стояли у витрины. Лиза разглядывала выставленное под стеклом.