Пожалуй, единственное, что я так и не решился «раскавычить», — это записанные Иваном Васильевичем во время поездки в Карабах рассказы стариков, которые следует привести полностью.
«— Как не помнить! Все помним. Такое время было. Такие люди были. Как не помнить? Богдана Кнуняна помним. Степана Шаумяна помним. Всех помним. В книгах много всего пишут. Нас спроси — все как есть помним. Верные люди рассказывали. В 1917 году революция была, а? Большое волнение в народе было. На севере началось, потом в Тифлис пришло. Собраний больше, чем теперь, было. Богдан Кнунян в Метехском замке сидел. Его там убили.
— Э, слушай, в Метехи Ладо сидел.
— Ладо когда сидел? Ладо раньше сидел. Можно многое рассказать, только зачем? Все не так было, как теперь пишут. Много такого было, чему теперь не верят. Если б люди своими глазами не видели, поверить в такое нельзя. Люди исчезали, люди появлялись… Ты мне хотя бы то, что тебе сейчас расскажу, объясни. Это уж я сам видел. Мать моя перед отъездом отца в Персию потеряла кольцо. Лет восемьдесят назад это было. Ай, какое кольцо было! Бриллиант — как пуговица на твоей рубашке. Шикарное кольцо. Она весь дом перерыла — нет кольца. С нами по соседству умная женщина жила. Гадалка, да? Мать к ней пошла. „Слушай, — говорит, — Ашхен, кольцо у меня пропало“. — „Когда пропало?“ — „Месяц назад пропало“. — „Приходи, — говорит, — завтра, а сегодня ночью выйди во двор, посмотри на небо, такие-то слова скажи“. Мать сделала все, как велено, на следующий день приходит. Та ей: „Найдется твое кольцо“. Мать обрадовалась. „Оно сейчас далеко, в чистом месте лежит“. Слушай дальше. Вернулся отец из Персии. „Нашла кольцо?“ — „Не нашла. У Ашхен была. В чистом месте, сказала Ашхен, кольцо лежит. Найдется“. — „А, слушай, каким глупостям веришь“. Это отец сказал. Время прошло. Разбирала мать новые рубашки отца, ненадеванные, и видит: между ними ее кольцо лежит. Когда белье расправляла, укладывала, кольцо с пальца слезло — там и осталось. С отцом ездило — назад вернулось.
Слушай дальше. Брат на войну ушел и пропал. Год нет, два нет. К нам из Баку приехала с мужем родственница. Та говорит: пойдем к гадалке. Пойдем и пойдем. Женщина, да? Мать говорит: „Боюсь я. Вдруг что про сына нехорошее скажет. Так я хоть верю, что он вернется“. „Нет, — говорит, — пошли. Ты не хочешь, я на себя погадаю“. Пришли они к Ашхен, та зеркало поставила, свечу зажгла. „Муж у тебя моряк?“ — спрашивает. „Моряк“. „Гляди“, — говорит. Та увидела мужа в зеркале и вскрикнула. „Не пускай, — говорит Ашхен, — мужа в море. Не вернется он“. Та в слезы. Мать ее успокаивает. „Погоди, — говорит, — давай на меня погадаем“. „Смотри, — говорит Ашхен, — видишь своего сына?“ „Вижу“, — отвечает мать. „Смотри, какой он худой, оборванный. Но живой. Скоро вернется. Меньше чем через неделю известие от него получишь. Денег мне сейчас не давай. Потом сама придешь. Если неправду сказала, в лицо мне плюнешь“. Через четыре дня пришло от брата письмо. Был он ранен, в плен попал. А родственница вернулась к мужу в слезах. „Не пущу, — говорит, — тебя больше в море“. Тот посмеялся только. А через месяц пришло от нее письмо. Муж отправился в плавание, а корабль взорвался…
Хочешь верь, хочешь не верь — все чистая правда. А рассказывать нельзя. Почему? Потому что уважаемые Богдан Кнунян и Степан Шаумян революцию сделали. Науку вперед двинули. А по науке такого не может быть. Ай, какие люди были. Богдан Кнунян, Степан Шаумян, Сурен Спандарян. Все армяне. Баграмян, Хачатурян, Амбарцумян. Мюрат, наполеоновский генерал, — тоже армянин. Карабахец. Земляк нашего уважаемого Богдана Кнуняна. А Суворов? Тоже армянин.
Если рассказать, что знаем, все книги надо писать заново. Между прочим, про Богдана Кнуняна тоже много такого известно, о чем ни в каких книгах не напишут. Он в 1905 году в Тифлисе был. На севере из тюрьмы бежал — сюда приехал. Здесь его арестовали, посадили в Метехский замок, там убили. Больше его никто не видел до самого 1907 года. А в 1907 году его в Баку видели. Э-э-э, темное это дело. В Баку его снова арестовали. Говорили, он умер в тюремной больнице. Другие говорили, что его в Метехском замке убили.
Его хорошо мой дядя знал. Дядя в пятьдесят девятом году умер. Он много чего знал. Он Богдана Кнуняна в Ереване встречал. Богдан, — говорил, — всех обманул. Живой остался. Дядя сам рассказывал. У сестры дядиного брата в тот год сын родился — Левон. Левон Парсегян. Ты что, Левопа не знаешь? Известный музыкант. Э, как можно? Дядя поехал в Ереван праздновать рождение Левона. Хорошо они там кутили. Это уже после революция было. Идет дядя по улице и встречает Богдана. Он с кем-то еще шел, дядя его не остановил. Совсем, говорил, не изменился, а уж сколько лет прошло. Дядя еще кое-что рассказывал, только об этом нельзя говорить. Ладно, скажу.
Читать дальше