Николай Пустынцев - Сквозь свинцовую вьюгу

— Надоело лежать. Делать ничего не надо. Кушай только. Дохтуру все говорил: лечи рука быстрей, разведка ходи надо. «Языка» тащи.

В роте его ждала радость: старший политрук Солдатенков вручил ему автомат Бархотенко:

— Бей из ППШ фашистов без промаху!

На счастливом лице парня была, однако, заметна растерянность:

— А куда же винтовку?

— Винтовку старшине отдай, — усмехнулся политрук.

В дивизии недовольны действиями разведчиков. Вчера я слышал, как лейтенант распекал старшего группы сержанта Зобулина:

— Ну какие из вас «глаза и уши»? Что вы наблюдаете? Что? За своим передним краем смотрите?

— Но мы же обнаружили минометную батарею, — оправдывался сержант.

— Минометную батарею? Но ведь о ней давно известно. Автоматчиков немецких испугались. В блиндаже отсиживаетесь!

Сегодня наблюдать за противником направили нашу пятерку: Давыдина, Файзуллина, Кезина, Хворостухина и меня. Хворостухин идет вместо Ягодкина.

Не нравится мне этот Хворостухин. Высокомерен он. Чувствуется, что в его словах много фальши, неискренности. Сегодня, например, перед выходом на задание он, выждав, пока соберется побольше солдат, сказал:

— В наблюдении не уроним чести бойца-разведчика. Смерть мы презираем.

Кто-то из бойцов хихикнул:

— Ну и балабон же ты, Хворостухин.

Старший группы Давыдин брал его с опаской.

— Язык у него что помело. Какой будет на задании — не знаю.

...Линия немецкой обороны проходит за скошенным ржаным полем, на скате высотки. Разведгруппе приказано наблюдать с переднего края стрелкового полка. На поле раскиданы неубранные суслоны ржи.

Очень важно в нашей работе найти удобный наблюдательный пункт. Давыдин, захватив с собой Кезина и Хворостухина, уползает вправо, к дальнему кустарнику. Мне с Файзуллиным приказал оборудовать НП здесь, на высотке, среди поля. Мы осторожно роем окопчик, обкладываем его снопами ржи. С высотки хорошо просматривается немецкая оборона. Вражеские траншеи отрыты тоже на поле, и брустверы тщательно замаскированы снопами. Издали казалось, что окопы и траншеи безлюдны.

Я поднимаю перископ и приступаю к наблюдению. Но не тут-то было: немцы тоже выставили наблюдателей. Нас обнаружил фашистский автоматчик.

— И работу нам сорвет, и перископ доконает, вражина, — с досадой говорю я Файзуллину.

Тот молчит и вдруг хлопает себя по лбу:

— Автоматчика стрелять надо! Из ППШ.

План уничтожения вражеского автоматчика у Фазуллина весьма прост: засечь по вспышкам выстрелов, где притаился фашист, незаметно подползти и взять на мушку. Чтобы установить, откуда стреляет немец, применяю хитрость: к черенку лопаты привязываю карманное зеркальце и поднимаю его вверх. Над головой снова начинают дзенькать пули. Одна из них попадает в зеркальце. Оно разлетается на мелкие осколки. Вдали, за крайним суслоном ржи, взметнулось едва заметное облачко дыма. Так вот он где, гитлеровец! Однако бьет метко. Ну что ж, потягаемся — кто кого.

Смерть на фронте ходит в образе вражеского солдата. Надо научиться воевать лучше его, быть умнее, опытнее, хитрее, и тогда враги будут бояться смерти, а не мы.

Выбравшись из окопчика, Файзуллин пополз влево. Томительно текут секунды. Все дальше и дальше уползает от меня Абдулл. Вот он пересек высотку и скрылся за суслонами. Я стараюсь отвлечь внимание немецкого автоматчика. Выставляю над головой лопату, а затем несколько раз не торопясь попеременно то опускаю, то поднимаю ее. Отполированная поверхность вспыхивает на солнце режущим глаза блеском. «Вж-вж!» — проносится над ухом.

И вдруг короткая автоматная очередь. Сомнений нет: это Файзуллин расправился с гитлеровцем. Он подползает к окопчику усталый, запыленный, лоб покрыт бисеринками пота, а глаза сияют.

— Автоматчик капут! Самую голову попал.

Так и хочется обнять и расцеловать парня. Молодчина!

Прильнув к окуляру, замечаю свежую насыпь окопных брустверов. Она проходит чуть левее ржаных суслонов. Окопы были отрыты, видимо, этой ночью. Глаз отчетливо различает влажные, лоснящиеся на солнце комья земли.

Я рассказал о своих предположениях Файзуллину и передал ему перископ. Он внимательно вгляделся и решительным тоном сказал:

— Немец боевое охранение делал. Хитрый, супостат. Ночью окоп рыл.

В полдень к нам приползли Давыдин с Кезиным и Хворостухиным. Вид у ребят хмурый, утомленный.

— Шабаш, паря! — усмехнулся Давыдин. — Поползаешь по этой кострике, самого волка слопаешь.