Рудольф Гусев - Такова торпедная жизнь

— Вы часто бываете на флотах, знаете многих специалистов. Кого бы вы могли порекомендовать для работы в торпедном отделе УПВ?

Я немедленно порекомендовал самого себя:

— А Лебедев вас не устроит?

— Лебедев меня вполне устроит, но я считал, что оба вы на своем месте и всем довольны.

— Я всем доволен, но есть издержки. После Академии я назначен в институт приказом Главкома. Кроме родительской комнаты в коммунальной квартире я ничего не имею и иметь не буду. Меня в нее даже прописывают только временно. Это раз. Во-вторых, меня тянут в науку в той области, где еще нужно много работать чиновником. Теория надежности и вероятностей еще не тот инструмент, с каким нужно примеряться к торпедным системам. Здесь все еще покрыто толстым слоем «низкого качества изготовления», а некоторые принятые технические решения необходимо улучшать не на основе научных изысков, а исходя из здравого смысла.

— Я тебя понял. Готовь себя к работе в УПВ, а ты, Ларион, готовь себя на его место.

Пройдет еще года полтора прежде, чем вопрос так и разрешится. Я стал работать в режиме представителя УПВ, а Ларион получил мои проблемы.

Ларион.

— После того, как информация о твоем предстоящем переводе в Москву «протекла», надо мной повисло постоянно действующее указание писать диссертацию. Появился новый лозунг: «В начальники отделов — только через кандидатскую диссертацию!» Ю. Л. Коршунов вместо приветствия спрашивал, как идут дела, собираю ли материал. Быстро прошло время уклончивых ответов и улыбок, наступило время раздражительности и выговоров. Вплоть до областей, где меня учить не надо. Возвращается как-то он с полигона, весьма возбужденный. Вызывает меня. От вызова к начальнику я никогда ничего хорошего не жду. Чувствую, раздражен: «Какие у вас шумоизлучатели в практических торпедах?» Объясняю, что есть два типа, оба работают в звуковом диапазоне: моторчик, кривошип, пружинка, молоточек — на неделю хватает. — «Спишь тут! А у старшего военпреда Леоненко вот такой, — хватает спичечный коробок, ставит его энергично на стол, — шумит месяц! Немедленно к нему!» Вижу, что не довелось доктору послушать лекции Сергея Валерьяновича Бекренева. Тот бы сразу сказал, что частота работы «спичечного коробка» может быть только высокой. Чудес не бывает. Какая-нибудь высокочастотная несерьезная пищалка. Командировочное предписание из сейфа — и вечером я на полигоне. «Слушай, друг, — говорю Леоненко, — какую лапшу ты навешал на уши моему начальнику?» — «Вот, — с гордостью вытащил из стола Леоненко нечто равновеликое спичечному коробку, — акустическая метка! От рыбаков». — «И на какой же частоте работает эта… фигня?» — «25 кГц». — «Так я и предполагал. Но ведь ни одна корабельная гидроакустическая станция на этой частоте не слышит, там другой рабочий диапазон. Эту частоту берет только приемное устройство торпеды». — «Его-то мы и используем. Опускаем его на деревянной рейке, а в каюте у нас усилитель». — «Ну, с тобой мне все ясно, это здесь у вас, где полбалла — уже шторм, можно крутить на палке эту балду и морочить голову профессорам для ученого разговора. Ты хоть раз в море на поиске торпеды был или только здесь? Будь здоров. Приспособь еще крючок для рыбной ловли. Интереснее будет».

«Ну и как? — встретил меня Юрий Леонидович, ожидая покаяния. — Бред какой-то». Чувствую, раздражается. Объясняю все доходчиво. Вызвал Борю Смертина, главного самонаведенца, консультируется. Тот кивает головой в мою поддержку. Доктор сворачивает разговор и переходит к другим проблемам. Чувствую моральное удовлетворение. Шайба в воротах. Так и пикировались.

Вот так, занимаясь всю жизнь вопросами эксплуатации оружия, я оказался в отстающих. Теперь от меня требовалась организация научной эксплуатации торпедного оружия. Ты вскоре двинулся в УПВ большим начальником, у тебя были другие задачи. А вопросам научной эксплуатации меня пытались учить кадры, которые один образец от другого отличить не сумеют, даже если применить болевые приемы. На этом научном этапе торпеды, оказывается, можно не знать даже и по поверхности. Крути одни цифры. По крайней мере, мне так показалось. За двадцать лет службы я в каждом образце знал слабые места, характерные ошибки личного состава при приготовлении торпед к выстрелу. Мог показать, мог рассказать… А теперь, приглашает меня к себе великий Скрынский Николай Георгиевич, хитро улыбается и начинает неторопливо: