Сергей Марков - Михаил Ульянов

— Мне кажется, больше было даже от язычества.

— И был «Брестский мир» — спектакль первых лет перестройки. По пьесе Михаила Шатрова, пролежавшей «в столе», как тогда говорили, лет двадцать, мы поставили его с Робертом Стуруа, замечательным, мирового масштаба грузинским режиссёром. Там действовали Троцкий, Бухарин, Инесса Арманд…

— Помню, там и у Аллы Петровны Парфаньяк была роль — Крупской, она весьма проникновенно восклицала, пытаясь вас удержать: «Володя, куда ты?!»

— Мы со Стуруа старались быть предельно тактичными и ненавязчивыми. Но всем было понятно, что эта женщина — Инесса — нравилась не просто человеку, мужчине, ею был увлечён в своём роде гений.

— Вы всё-таки считаете его гением? А как же пушкинское — о том, что гений и злодейство несовместны?

— В своём роде, я сказал. Но и нельзя же отрицать, что этот человек, не важно, кто там у него были предки, калмыки, немцы или евреи…

— Вы уверены, что не важно?

— …Что этот человек произвёл в истории потрясающую воображение перемену декораций, перемену, придавшую всему миру, его социуму иной вид, иной смысл! И совершить такое мог только в своём роде гений.

— Не очень, честно говоря, я понимаю, что такое «в своём роде», но давайте вернёмся к спектаклю, поставленному Стуруа. Кстати, будучи в Грузии, я был поражён огромным количеством ваших поклонников и искренних друзей… Любите Грузию? Не жалко вам, что это давно уже заграница?

— Как же её не любить? И как же не жалеть?.. Когда репетировали «Брестский мир», думали, что потрясём публику, ещё бы: Троцкий, Инесса Арманд!.. Но начался информационный бум, всё уже написали ко времени премьеры в газетах, рассказали по телевидению…

— Так уж и всё! И о Троцком до сих пор известно далеко не всё, и уж тем более о романе Ленина с Арманд. Вы знаете, например, что однажды он ночью на дрезине к ней помчался сломя голову из Питера в Пушкин?

— Правда?! — как-то едва ль не по-юношески улыбнулся Михаил Александрович. — Не знал.

— А про их любовь в Швейцарских Альпах?

— Ничего этого в спектакле не было. И вообще спектакль был большой культуры, хотя некоторые морщились, а то и возмущались. Одно время «Брестский мир» пользовался большим успехом. Мы возили его и в Аргентину, и в Англию, и в США, полмира, можно сказать, объездили. Он шёл в синхронном переводе, и, к нашей радости, его понимали и принимали хорошо. Тогда был разгар перестройки, огромный интерес к нашей стране во всём мире. Вопросы были только в глазах наших зрителей на многочисленных встречах: что у вас там творится?.. В рецензии одной из лондонских, кажется, газет так и написали: спектакль даёт возможность понять, что происходит в России, более, чем сотни газетных статей, через актёров, через их действо на сцене.

— Интересно, а тёзке вашему, Горбачёву, спектакль понравился?

— Конечно, я его приглашал. «Брестский мир» он не принял. Видимо, сказалось восприятие партократа. Впервые на сцене вместе с Лениным, как бы даже на равных, — Троцкий, Бухарин… Видимо, это не укладывалось в голове, задевало «однопартийную душу» генсека, первого и последнего президента СССР…

«…Сколько лет уже перестройка идёт, пора, тёзка, пора, друзья мои, начать всерьёз возвращаться к ленинским нормам! — говорил раскрасневшийся Михаил Сергеевич Горбачёв, в слове „начать“ упорно делая ударение на первом слоге, по-деревенски громко прихлёбывая чай из чашки; вокруг сидела труппа Театра имени Вахтангова почти в полном составе, по правую руку от генерального секретаря ЦК КПСС — народный артист СССР, художественный руководитель Театра имени Вахтангова Михаил Ульянов, пригласивший Горбачёва на спектакль „Брестский мир“ в постановке Роберта Стуруа. — Вот ведь как судьба распорядилась! — дивился руководитель страны, в лысине которого отражалась хрустальная люстра. — Он Ульянов — ты Ульянов, и ты его на сцене представляешь… Но согласиться с тем, как он показан, с тем, что он таким был, — не могу! У Ланового — Троцкий, это да, поверю. И Бухарин Филиппенко — да, комично, но правдиво. Но Ленин, тёзка, ты уж меня извини, — не мог вождь, гений быть таким!.. Кричит, бушует, сомневается и даже стульями он у тебя швыряется… Нет, не согласен. Если интересно моё мнение. На Ленина равняться надо. Возвращаться к его принципам, забытым за последние десятки лет!.. А сцена, где Ильич становится на колени перед Троцким, — ну совсем уж ни в какие ворота! Отвратительная сцена! Быть такого не могло!.. — Горбачёв, мягкий либеральный Gorby, свирепел на глазах и почти кричал на Ульянова. — Ты же целую эпоху, веру нашу перечёркиваешь! Я всё понимаю, но ты ж советский, русский мужик, сибиряк! Этак мы страну угробим, которой всем обязаны, что имеем!..»