Сергей Есин - Смерть титана. В.И. Ленин

Существовало и предположительное решение этой проблемы: трупы предварительно должны быть фиксированы формалином, а также пропитываться глицерином. Опыты были санкционированы Феликсом Дзержинским — председателем комиссии по организации похорон, бывшим в то время и председателем ВСНХ СССР, по нынешним меркам, главой правительства. Морозы, лютовавшие в тот год в феврале и марте в Москве, давали возможность маневрировать и ждать.

56 дней пролежало тело Ленина в холодном склепе. Рядом шла жизнь: съезды, конференции, интриги, драка за власть. Монтаж холодильной установки, закупленной Красиным в Германии, запаздывал. Наступала, уже шла полным ходом, не считаясь с политическими требованиями момента, весна, холодный погреб склепа, того и гляди, мог потечь, состояние тела катастрофически менялось, могила могла оказаться расконсервированной. Был проделан ряд обследований в склепе, и результаты не оказались положительными для воплощения идеи. Растерянная комиссия уже стояла перед необходимостью, вопреки невысказанной воле Сталина, предать, как и положено, тело земле. Все уже было на грани политического скандала.

Но вдруг забрезжила надежда, и тому же Дзержинскому в конце марта пришлось, сворачивая идею Красина, принимать новое решение. В ленинской истории появляется новый персонаж. Колеблясь и нервничая, от имени комиссии ЦИК СССР по организации похорон В. И. Ленина Дзержинский пишет письмо некоему неизвестному ранее харьковскому профессору Воробьеву. Вот оно:

«Комиссия предлагает вам, Владимир Петрович, принять необходимые меры для возможно длительного сохранения тела в таком виде, в каком оно находится ныне. Комиссия предоставляет вам право в выборе сотрудников и применения тех мер, какие вы найдете нужными».

Решение состоялось, комиссия и Дзержинский, вопреки первоначальным наметкам, определились. Но какие невероятные интриги предшествовали этому решению!

Так кто такой Владимир Петрович Воробьев? Почему заштатный, провинциальный профессор вступает в переписку с одним из главных лиц государства? Но для этого надо вспомнить еще одну фамилию, еще одного человека, сыгравшего в этой истории решающую роль. Это тридцатидевятилетний биохимик Борис Ильич Збарский, ученый, организатор, бонвиван. Ему не откажешь ни в выдающихся организаторских способностях, ни в отчаянной, граничащей с безрассудностью смелости. Збарский не был ни бальзамировщиком, ни медиком, никогда раньше вообще не касался подобных проблем. Но он стал хранителем одной из основных государственных тайн. Время было такое: «Кто был ничем…».

Итак, в самом конце января наркому Красину пришла в голову мысль о сохранении тела Ленина методом глубокого замораживания, идея была озвучена и «забита». Стояли отчаянные холода, и время давало некоторый тайм-аут. А в начале февраля Красин встречается со своим старым знакомым, заместителем директора недавно созданного Института химии Борисом Збарским. Именно с этим человеком нарком внешней торговли решил доверительно обсудить свою идею. В дальнейшем Красин рассчитывал, что химик окажет ему поддержку, так сказать, научное обеспечение. Но идея, как деньги, — ее надо хранить от чужого взора…

Збарский оказался причастным к идее. И энергичный и рисковый, тут же решил действовать самостоятельно. В дальнейшем, когда он стал респектабельным большим ученым, а Красин, ненадолго переживший Ленина и свою идею, уже был в могиле, Збарский писал: «С момента беседы с Красиным меня уже не покидала мысль о необходимости принять участие в сохранении тела Ленина. Обдумывая возможность применения того или иного метода, я нередко вспоминал о Воробьеве, и думал, что он явился бы чрезвычайно полезным человеком для решения многих вопросов, связанных с сохранением тела Ленина».

Талантливым и энергичным людям жизнь всегда подпихивает материал для успеха и «переработки». Но надо иметь определенный склад ума и характера, чтобы «не зевнуть». Фортуна чаще всего работает одноразово.

Воробьева Збарский знал с 1921 года. Воробьев, возвращаясь в Россию после недолгой эмиграции на пароходе через Ригу, разговорился со случайным попутчиком. Обоим было что вспомнить. У обоих оказалось своеобразное, не вполне корректное для советской власти прошлое, но обоим деваться было, кроме России, некуда. Воробьев во время гражданской войны подписал под нажимом деникинцев документы экспертизы о жестоком расстреле красными белых офицеров в Харькове, да — это было. Он и в нынешнем, двадцать четвертом году был настроен далеко не просоветски. Збарский же в свое время управлял двумя заводами в Пермской губернии и крупным имением из наследства миллионера Саввы Морозова. Энергичные и талантливые люди энергичны и талантливы при всех режимах. Таким образом одному — харьковчанину — хотелось как можно глубже затаиться и незаметно прожить, вполне довольствуясь кафедрой анатомии. Другому — москвичу — нужно еще было прорываться к высотам, создавать себе стабильную и солидную жизнь. Ему после мутного прошлого открывалось светлое будущее.