Установить личность погибшего Листопадов не мог и вынужден был сказать, что заключенных было двое, их некто из начальства в декабре накануне Нового года послал к чукчам купить оленя. По рассказу чукчей эти заключенные купили тушу оленя и, несмотря на предупреждение о близкой пурге, ушли. «Где же второй?» — спросил Листопадов. Я ответил, что пурга их разбросала в разные стороны, и второй, вероятнее всего, дошел до берега реки, свалился с обрыва на лед и замерз, а весной вода унесла его со льдом в море. Листопадов со мной согласился, он, кстати, за это расследование получил благодарность. Не знаю, был ли нагоняй тому, кто послал двух заключенных покупать оленей. Должен добавить, что пришлось простым способом разрешить сетования Листопадова о том, что невозможно установить, кто из погибших был найден медведем. Я взял кисти рук того, кто был человеком и у кого, видно, оставался небольшой срок до освобождения. Иначе бы заключенного не отпустили в такую «командировку» за оленьим мясом. Кожа на пальцах несколько мумифицировалась, но я в больнице ввел шприцем раствор формалина в подушечки пальцев, и опер смог произвести дактилоскопию. Скажу объективно, что Листопадов относился ко мне вежливо, корректно, без такого распространенного хамства по отношению к заключенным, какое было принято у этих надзирающих и караулящих. Он прежде всего видел во мне знающего человека, а не политзаключенного.
И снова меня в качестве судебно-медицинского эксперта пригласили в компании с Листопадовым в район Северного, где геологи, разведывавшие залежи урановой смолки, обнаружили в распадке останки человека. Была уже осень, на сопках и горных перевалах появился снег. В мрачном распадке, где торчали голые скалы, и не было признаков ничего живого, лежало то, что когда-то было человеком. Скелет в одежде лежал навзничь по склону, головой вниз. Я говорю головой, но это был череп в шапке. Одежда лагерного образца, а обувь — ватные чуни в галошах свидетельствовала, что это беглец-заключенный, бежавший лет 8 тому назад, так как только тогда в лагерях на Чукотке выдавали такую обувь. Под лохмотьями лагерных штанов были меховые из оленьей шкуры брюки. На берцовых костях кое-где сохранилась мумифицированная кожа. «Кто бы это был?» — задумчиво произнес Листопадов. Я, рассматривая кусочки мумифицированной кожи на подбородке черепа сказал: «Это не русский, не европеец, это был человек монголоидной расы, скорее всего это чукча, беглец из лагеря, наведите справки, кто лет 8 тому назад был из чукчей осужден и бежал из лагеря». Листопадов удивленно поинтересовался, как я могу делать такие выводы. Я ответил, что у русского беглеца за время побега отросли бы волосы на подбородке, здесь же кожа без волос, состояние суставов и скуловые кости черепа тоже говорят в пользу моего вывода о времени и национальности, да и одежда погибшего говорит в пользу моего мнения. Все подтвердилось: лет 8-9 тому назад трое чукчей убили заготовителей оленей. Двое умерли в лагере, третий бежал. Когда я освободился, в райотделе уговаривали меня списать находку на Локутя, но я наотрез отказался.
«Быль расскажу, но она такова, что покажется сказкой»
Овидий
Пережив на Колыме из трех «Д» (дистрофия, диспепсия и деменция) две — дистрофию и диспепсию, я, слава Богу, не докатился до деменции. Все время своего заключения я сумел думать, размышлять о том, что же случилось со страной и с моим народом. Вопросы: как это получилось и кто виноват, что в расхваленной пропагандой стране народ живет в страхе и миллионы людей влачат жалкое существование в лагерях, повторяю, эти вопросы тревожили мою душу, побуждали анализировать факты и делать выводы, которые надо было во имя сохранения жизни держать в себе.
На горле народа Сталин все туже затягивал красивый шелковый шнурок. Процессы над троцкистами, вредителями, шпионами и просто над теми, кого называли антисоветчиками убеждали легковерных, одураченных в справедливости закона. По сталинскому сценарию разыгрывались человеческие трагедии, когда измученные пытками люди на судебном процессе каялись в греховных умыслах и деяниях против советской власти, то есть оговаривали себя уже не ради спасения собственной жизни, а ради избавления от мучительства сталинских палачей. Часто за мелочи, за неосторожно рассказанный анекдот, за частушку, созданную народом и спетую в присутствии мерзавца-доносчика, люди по 58-й статье отправлялись в один из лагерей огромного, по выражению Солженицына — совести России — архипелага ГУЛАГа.
Читать дальше