В эту пургу на прииске «Южный» в 5 метрах от крыльца замерз человек, вышедший на пургой обдуваемое крыльцо и сдутый с крыльца. В эту же пургу в тундре заблудился гусеничный трактор, и три человека, покинувшие его (горючее кончилось) бесследно исчезли в снежных просторах чукотской тундры. В августе я нашел случайно в тундре закопченный полушубок тракториста. Конечно, без его владельца.
Нередко задумываюсь не находя ответа на вопрос: какова цена жизни человека на Севере? Где совершенно не имеет цены жизнь заключенного, если даже смерть вольнонаемного работника воспринимается равнодушно как обычное явление. Смерть, гибель человека многими воспринималась как издержки производства. Гибли заключенные, гибли вольнонаемные, чаще в пургу, реже на производстве. Заключенные нередко погибали не только от пули охранника, но и от жестокой расправы при конфликтах в своей среде.
Помню, когда я только начинал работать в больнице прииска «Красноармейский», где хирургом и начальником санчасти был Гузиков, а его жена Ангелина Михайловна — терапевтом, было лето, промывочный сезон, то есть руда доставлялась на промывочные приборы. Естественно тачками и вагонетками. Работа тяжелая, и вдруг в больницу под руки привели молодого якута с проломленной теменной костью черепа. Я увидел, как прямо на моих глазах у парня стало перекашиваться лицо и начинался правосторонний парез конечностей. Я послал за Гузиковым. Хирургический инструмент в электрическом стерилизаторе был готов, а хирург Гузиков еще не вошел в лагерь, то есть к нам. И я рискнул: усадив парня в перевязочной на табурет и убедившись, что его хорошо поддерживает санитар, я, обработав рану, положил на голову раненого остеотом, а на него поперек долото и этим долотом поднял вдавленную, как раскрытую книжку корешком в мозг, кость. Используя долото как рычаг, я выправил вдавленную кость. Пришел Гузиков, и мы вместе наблюдали, как исчезали явления пареза у парня. Очевидно, вдавившаяся кость, не повредив мозговой оболочки, давила на центры мозга, вызывая явления частичного паралича. Кость была поднята, выправлена, давление прекратилось, признаки начинавшегося паралича исчезли. «Счастливая у тебя рука, Мстислав», — сказал Гузиков.
Оказывается один «очень блатной», не желая работать, решил просидеть в следственном изоляторе все время промывки руды, обвиненный в убийстве другого заключенного. Срок ему за это добавили бы до 10 лет, а от его «десятки» он отбыл года два. Значит, убив человека, он получал «добавку» до 10 лет, то есть 2 года. Зато все время следствия от «отдыхал» бы в изоляторе! Молодой якут из «якутского этапа» (устье реки Яны), его называли «янский этап», был безобидный парень, за его убийство никто не стал бы мстить убийце. Таков был расчет негодяя, опустившего кайло на голову парня. К счастью раненый выжил, а Гузиков хвалил меня за быстроту и удачу в спасении якута.
«Справедливость заключается в том, чтобы воздать каждому свое».
Цицерон
Небольшое количество каторжников все же осталось в живых, и даже они, собранные в небольшую бригаду, под усиленным конвоем выводились на работу. Бригадиром у них был Иван Канунников. Тот самый, что бежал в Зырянке с Угольной, убив конвоира. Он один или с бандой, я не знаю «гулял» по колымским трассам, убивая охрану грузов на автомобилях. На его счету было уже 7 или 8 убийств, когда его взяли. За бандитизм он получил 20 или 25 лет каторжных работ. Он, бригадир каторжников, здоровый и сильный — ведь он в этапе не голодал — ладил с охраной. И эти дураки, забывшие, что он убивал на Колыме охранников, доверили ему быть бригадиром каторжной бригады. Он ведь был «друг народа», а члены его бригады — «контрики», изменники родины. На правах бригадира и патриота он щедро раздавал пинки и удары работающим каторжникам. Но в бригаде были не только полицаи и другие предатели, служившие фашистам Были и такие, как тот командир батальона, исповедавшийся мне перед смертью. И у этих несчастных фронтовиков, осужденных, быть может, как умерший командир батальона, сохранилось чувство собственного достоинства. Они не могли безропотно терпеть издевательства и побои от бандита.
Каторжники копали шурфы для геологов. В один из шурфов спустился Канунников. Бригадир, он проверял качество работы, т.е. достаточно ли глубоко вырыт шурф, убран ли с его дна лишний грунт. И вот тогда кто-то, я думаю из фронтовиков, стоя на краю шурфа трижды ударил Канунникова острием нового лома в голову. Только одна рана была скользящая вдоль виска, а две были проникающие глубоко в мозг. Вытащенный из шурфа Иван Канунников прикладывал платок к голове, вытирая выступивший мозг. В больнице он несколько раз срывал повязку с головы, и я вынужден был распорядиться привязать его простынями к койке. Разумеется, такое ранение мозга не только мы в лагерной больнице, но и лучшие нейрохирурги не могли бы излечить. Хирург Семенов Петр Яковлевич, сам КТР, сказал: «Ну что ж, он получил свое».
Читать дальше