Мстислав Толмачев - Такая долгая полярная ночь.

Дистанция 33-го километра имела две точки с бесконвойными рабочими: 33 и 38 км. Задача рабочих была одна: обеспечить бесперебойную эксплуатацию автотрассы, по которой регулярно шли поставки горючего, стройматериалов и продуктов питания прииску (в то время) Красноармейскому (Пыркакайская долина). В Певек в прииска шли машины с рудой. Начальником дистанции был дорожный техник Пирогов. Работяг было не более пятидесяти человек. Зоны, изгороди не было, барак, кухня, контора в ней же медпункт, инструменталка и домик начальника дистанции, а на 38 км. просто небольшой барак. Помню, как эпидемия гриппа, докатившаяся до нас из Певека, свалила почти всех нас. Парни температурили, я и повар с температурой выше 390 работали, выполняя свой долг перед людьми. Мы все же справились с болезнью без осложнений, а чукчи в своих стойбищах умирали от гриппа, точнее от пневмонии, как осложнения после этой инфекции. Невольно я задумался о тех «благах», какие несет цивилизация. Я периодически ходил на 38 км.: медицинская помощь и просто наблюдение за здоровьем людей там тоже требовались. Однажды темной полярной ночью я шел по задутой пургой автотрассе на 33 км. Слева и справа громоздились снежные бугры от прежней расчистки дороги. Вдруг с одного из бугров бесшумно что-то большое прянуло ко мне и пронеслось надо мной. Вздрогнув, я застыл на месте и не сразу пришел в себя, сообразив, что это была большая полярная сова. В другой раз меня долго провожал одинокий волк, а я по своей неопытности думал, что это хитрый песец, останавливающийся, когда я останавливался, и упорно идущий за мой, когда я продолжал идти. Нарядчик Тужилкин объяснил мне, что не писец, а волк был моим спутником т.к. у волка светятся глаза, на что я обратил внимание, рассказывая об идущем за мной. Среди работяг был один паренек Илья Горелик. Судя по его речи и поведению, он, вероятно, был из интеллигентной семьи, родом из Астрахани. Как он попал в воровскую категорию заключенных, мне не было известно, но мне было его жаль, так как он не был силен, не отличался крепким здоровьем. Я предложил ему быть санитаром в медпункте. Он горячо поблагодарил меня за сочувствие и… отказался, сказав, что он вор и, несмотря на глубокое ко мне уважение, должен будет выполнять требование старых воров стащить в медпункте что-нибудь «глотнуть» или «понюхать». А такую подлость в отношении меня он не способен совершить. Как-то раз, когда я на кухне проверял качество пищи, в медпункт заскочил один блатной и из небольшого пузырька, схватив его из шкафчика, выпил 30 грамм спиртовой настойки стрихнина. Я пришел в ужас, отругал парня-санитара, которого я взял на вакантное место, а он, оправдываясь, сказал, что колол рядом дрова. Но все обошлось — русский вор и стрихнина не боится.

Некоторое время я проработал на 47-м километре. Это центральная точка ДСЭ (дорожно строительного эксплуатационного участка). Весной Лунин назначил меня в больницу лагеря прииска «Красноармейский». На прииске было два лагеря. Первый с больницей и амбулаторией, второй — с амбулаторией. Главный врач, он же начальник санчасти прииска, Гузиков — хирург, его жена Ангелина (Лина) Михайловна — терапевт. Это вольнонаемные врачи, а я заключенный фельдшер живу при больнице и отвечаю за нее круглосуточно. Гузиков с женой живут в небольшом домике за лагерной зоной на возвышенности, там же амбулатория для вольнонаемных работников прииска. Фельдшер Ретпко уезжает. Кажется, у него кончился срок заключения, а я вместе него.

Мое знакомство с замечательным человеком Котовым Валентином Фомичем произошло при трагичных для него обстоятельствах. Недавно осужденный, он был направлен на «Красноармейский». Он считался «местным», т.е. не первый год, а многие годы живущим на Чукотке. Он на Чауне заведовал факторией. Срок ему «устроил» его бухгалтер Тинин за то, что песцы раскопали и опустошили ямы с рыбой для корма упряжных собак. Получилась недостача, Котову срок, но и донесший на него бухгалтер тоже получил срок. Так и Котов и Тинин, организовавший ему дело с недостачей, оказались в заключении на прииске. Администрация прииска устроила Котова в колбасную, где из оленьего мяса изготовляли колбасу. Разумеется для «вольняг». Однажды электромясорубку «заело», и Котов, забыв выключить ток, стал рукой очищать приемник мяса в мясорубке. Внезапно механизм заработал, и Котову на правой руке смололо в мясорубке все пальцы, кроме мизинца и содрало кожу «перчаткой» от запястья к тому, что было измолото и было пальцами. Порванные сосуды и сухожилия представляли довольно жуткую картину. Гузиков сквозь свои очки осмотрел травмированную руку и сказал: «В Москве у Склифосовского попытались бы спасти то, что осталось от кисти, а здесь, когда оленье мясо, металлические опилки смешались с порванными тканями — невозможно». Котов сказал: «Отнимайте все изуродованное, буду жить с одной левой рукой». И Гузиков под большой местной анестезией (он почему-то избегал работать, применяя общий наркоз) стал ампутировать кисть чуть выше лучезапястного сустава. Слабое зрение даже с очками заставило Гузикова сказать: «Мстислав, перевязывай сосуды и продолжай операцию». И я под наблюдением Гузикова ампутировал правую раздробленную кисть у Котова. Сделал я это по всем правилам военно-полевой хирургии.